Пожар на Хайгейт-райз

– Добрый день, доктор Шоу, – ответила Шарлотта, торопливо пряча признаки досады. Как ей теперь расспрашивать священника, если здесь сидит сам Шоу? Надо срочно менять план действий. – Это Грейси, моя горничная… – Она никак не могла придумать, какие привести причины, объясняющие присутствие Грейси, так что не стала и пытаться. – Добрый день, мистер Олифант.

– Добрый день, миссис Питт. Если… если вы желаете остаться наедине с доктором, я вполне могу уйти. У меня в комнате не холодно; я и там могу продолжать свои занятия.

Судя по температуре в коридоре, это была почти наверняка выдумка.

– Этого вовсе не нужно, мистер Олифант. Пожалуйста, останьтесь. Это ваш дом, и я буду крайне неприятно себя чувствовать, если заставлю вас уйти от горящего камина.

– Что я могу для вас сделать, миссис Питт? – спросил Шоу, озабоченно нахмурившись. – Надеюсь, вы так же хорошо себя чувствуете, как выглядите? И ваша горничная тоже?

– Мы прекрасно себя чувствуем, спасибо. Наш визит не имеет отношения к вашей профессии, доктор Шоу. – Теперь уже не имело никакого смысла продолжать придерживаться истории о мифической тетке Грейси. Он сразу все поймет и станет презирать их обеих не столько за ложь, сколько за неспособность придумать что-либо более достоверное. – Я пришла сюда не по поводу самой себя. – Шарлотта храбро посмотрела прямо ему в глаза, стойко встретила его взгляд и была здорово смущена его острым и умным взглядом, когда он тоже посмотрел на нее прямо и в упор. Она глубоко вздохнула и бросилась вперед, как головой в омут. – Я намерена продолжить работу, которой занималась ваша покойная жена в отношении жилищных условий бедняков и их состояния. И хотела бы узнать, с чего она начинала, чтобы начать с того же места.

Целую минуту в гостиной стояла полная тишина. Мэтью Олифант стоял у камина с Библией в руке. Костяшки его пальцев, которыми он ее сжимал, побелели, лицо побледнело, потом вспыхнуло ярким румянцем. Грейси приросла к месту. Выражение лица Шоу резко изменилось – от удивления к недоверию, потом к подозрительности.

– Зачем? – осторожно спросил он. – Если вы так сильно желаете работать с бедными или с выброшенными на улицу, почему бы не заняться бедняками в вашем собственном районе? – В его голосе уже чувствовалась нотка сарказма. – Там ведь, несомненно, имеются такие? Лондон просто кишит бедняками. Неужели вы живете в таком избранном месте, где их нет, и вам пришлось приехать в Хайгейт, чтобы их отыскать?

Шарлотта не могла придумать, что на это ответить.

– Вам не следует быть таким грубым, доктор Шоу. – Она обнаружила, что говорит тоном тетушки Веспасии, словно подражает ей, и на один ужасный момент даже решила, что это сейчас совершенно неуместно. Потом заметила, как снова изменилось выражение на лице Шоу, как на нем выступила краска стыда.

– Прошу прощенья, миссис Питт. Да, я, конечно, был груб. – Он сокрушенно покачал головой. – Пожалуйста, простите меня. – Он не стал говорить ни о собственной утрате, ни о потере лучшего друга; в качестве извинения это прозвучало бы бездарно и недостойно его самого.

Шарлотта улыбнулась ему, вложив в эту улыбку всю теплоту и добрые чувства, которые она к нему питала, а также и значительную симпатию.

– Ладно, забудем это. – Она с очаровательной улыбкой отмела эту проблему. – Вы можете мне помочь? Буду вам весьма признательна. Этот ее крестовый поход – я была бы рада и сама примкнуть к нему, и других привлечь. Было бы глупо не воспользоваться тем, что она уже сделала. И чем заслужила одобрение и огромное восхищение.

Мэтью Олифант молча и очень медленно опустился обратно в кресло и снова открыл Библию – вверх ногами.

– Хотели бы примкнуть? – Шоу на секунду нахмурился, словно собираясь с мыслями. – Не думаю, что это что-то вам даст. Клеменси работала в одиночку, насколько мне известно. И, конечно, никак не кооперировалась с дамами из прихода или с викарием. – Он вздохнул. – Правда, бедный старина Клитридж не способен самостоятельно выбраться даже из мокрого бумажного мешка…

Доктор поглядел на Шарлотту мрачным взглядом, хотя в глазах у него плясал какой-то веселый, юмористический огонек, отчего ей стало немного не по себе. В голове у нее промелькнуло несколько довольно абсурдных мыслей, и она быстренько прогнала их прочь, но щеки вспыхнули ярким красным пламенем.

– И тем не менее я хотела бы попытаться, – продолжала настаивать она.

– Миссис Питт, – мягко сказал он. – Я почти ничего не могу вам сообщить, разве только то, что Клеменси активно стремилась изменить, реформировать некоторые законы. Да и вообще, как я полагаю, эта проблема заботила ее более всего. – Его лицо чуть сморщилось. – Но если, как я сильно подозреваю, вы на самом деле стремитесь выяснить, кто устроил пожар в моем доме, таким путем вы ничего не добьетесь. Это мне было предназначено погибнуть в огне, равно как и в том пожаре, в котором погиб бедный Эймос.

Шарлотте было страшно его жалко, но одновременно она ужасно разозлилась.