В узкой комнате было холодно. Обои от сырости отстали от стен, все испятнанные плесенью; в воздухе стоял кислый запах, застревавший в глотке. Раковины с краном или водопроводного стояка здесь не было, а в углу стояло ведро, прикрытое самодельной крышкой, служившее всем естественным отправлениям. Лестница с расшатанными ступеньками вела наверх, через проем в потолке. Олифант начал подниматься по ней первым, предупредив Шарлотту и Грейси, чтобы подождали на тот случай, если та не выдержит под весом более чем одного человека.
Шарлотта вошла в спальню с двумя деревянными кроватями, на которых кучами громоздились одеяла. На одной лежала женщина, на первый взгляд возраста матери Шарлотты. Лицо у нее было худое, изможденное, кожа иссохшая и тонкая, как бумага, а глаза настолько провалившиеся, что надбровные кости торчали вперед, как у голого черепа.
Приблизившись, Шарлотта рассмотрела ее светлые волосы и кожу на шее и груди, над вырезом заплатанной ночной рубашки, и поняла, что ей не больше тридцати. В руке она с трудом держала платок, испачканный пятнами крови.
Все трое молча стояли несколько минут, глядя на спящую женщину, охваченные чувством бессильной жалости.
Спустившись обратно вниз, Шарлотта сразу заявила Олифанту и девушке:
– Мы должны что-то сделать! Кто владелец этой… этой развалюхи? Она даже для лошадей не годится, не то что для женщин, которые здесь ютятся! Его следует призвать к ответу! Начнем с самого начала. Кто здесь собирает квартирную плату?
Девушка страшно побледнела – лицо ее стало белым как мел – и вся затряслась.
– Не делайте этава, мисс, пжалста! Прашу вас, не выбрасывайте нас на улицу! Ма ить памрет, если акажится на улице! И я, и Эллис, и Бекки – нам ить придется тада в дом для бедных иттить. Пжалста, ни нада! Мы ж ничиго такова ни сделали, чесно, ничиго! Мы платим за жилье, клянуся вам!
– Я вовсе не хочу вас выселять. – Шарлотта была ошеломлена. – Я просто хочу заставить того, кто этим владеет, привести дом в нормальное состояние, чтобы в нем можно было жить!
Девушка недоверчиво уставилась на нее.
– Чево эта вы хотите сказать? Ежели мы будим вазникать, шум падымать, нас выкинут. Тут пално других, каторые тока радехоньки будут сюда въехать – а нам надо будет убирацца куда падальше, а там будит ищще хуже. Пжалста, мисс, ни нада!
– Еще хуже? – медленно повторила Шарлотта. – Но он же обязан сделать так, чтобы здесь можно было жить! По крайней мере, здесь должна быть вода и канализация. Ничего удивительного, что ваша мать болеет…
– Ей станит лучшее! Нада тока, чтоб она малехо поспала. У нас тут все харашо, мисс. Лучши аставьти все как есь.
– Но если…
– Тада с нами будит так жи, как с Бесси Джонс! Ана пжалавалась и теперь пирибралась в раён Сент-Джайлз, а там у ней тока угол, ничё больши. Аставьти все как есть, пжалста, мисс!
Ее страх был настолько ощутим, что Шарлотте ничего другого не оставалось, как только пообещать ничего никому не говорить, поклясться в этом в присутствии Мэтью Олифанта и уйти, дрожа всем телом и ощущая подступающую к горлу тошноту, а еще и злость, такую злость, от которой до боли сжимались и напрягались все мышцы тела.
– Завтра я отвезу вас в Сент-Джайлз, – тихо сказал Олифант, когда они снова выбрались на здешнюю главную улицу. – Если вы хотите, конечно.
– Хочу! – ответила Шарлотта без малейших колебаний. Если бы у нее было время подумать над этим, то, возможно, она утратила бы всю свою решимость. – Вы тоже там бывали, вместе с Клеменси? – спросила она уже более спокойным тоном, пытаясь представить себе эту поездку, которую ей самой теперь предстояло повторить, а еще думая о том, какие душевные страдания должна была испытывать Клеменси, видя картины, подобные той, которую они сами только что наблюдали. – Надо думать, она была очень огорчена и расстроена увиденным?
Священник обернулся к ней, и его лицо осветилось странным внутренним светом при этом воспоминании, так что, несмотря на унылость, даже мрачность этих воспоминаний, на нем проступила некая красота, продолжавшая согревать его и сиять в памяти, пока он не вернулся к холоду и тьме, царившим на этой улице, о которых, кажется, на время забыл.
– Да… мы сюда приезжали, – ответил он с явно слышимой теплотой в голосе. – И в район Сент-Джайлз тоже ездили – это к востоку отсюда, ближе к Майл-Энду и Уайтчепелу… – С таким же восхищением он мог бы говорить о колоннах на развалинах Исфахана или о Шелковом пути, ведущем в Самарканд, – так нежно звучали в его устах эти названия.
Шарлотта колебалась лишь мгновение, потом сразу бросилась вперед, не обращая внимания на то, что ей вдруг открылось.
– В таком случае вы можете мне сказать, куда она ездила в последний раз?