– Мне бы не хотелось затруднять миссис Тернер. – У нее наготове был только один этот ответ. Шарлотта всегда готовила сама; она прекрасно отдавала себе отчет в том, что любая нормальная женщина, имеющая хоть малейшее понятие об экономии, никогда не готовит больше, чем, по ее мнению, может потребоваться. – Она ведь вовсе не ожидала, что я приеду. Но я была бы очень рада выпить чашечку чаю и съесть парочку бутербродов – просто хлеб с маслом, – если это будет ей нетрудно. Я поздно позавтракала, мне не требуется плотная закуска. – Это тоже не соответствовало истине, но вполне сойдет. Шарлотта съела значительное количество сэндвичей с томатом у Веспасии.
Шоу широко развел руками – этакий гостеприимный жест, – подошел к звонку и резко дернул за шнур.
– Отлично, – сказал он одобрительно, поскольку понимал, как и она сама, что они достигли компромисса в своих изъявлениях вежливости и экспериментах с правдой. – Миссис Тернер! – Его голос разнесся по всей комнате и, должно быть, был хорошо слышен ей еще до того, как хозяйка дошла до коридора, не говоря уж о самой столовой.
– Да, доктор Шоу? – терпеливо осведомилась она, открыв дверь.
– Ага! Миссис Тернер, не могли бы вы принести миссис Питт чашечку чаю… и, может быть, несколько бутербродов, хлеба с маслом. Ей не нужен ланч, просто легкая закуска – это было бы просто отлично.
Миссис Тернер с сомнением покачала головой, но приняла заказ, глянув разок на Шарлотту, а затем поспешно ушла выполнять просьбу доктора.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, – пригласил Шоу, выдвигая для Шарлотты стул и придерживая его, пока она не устроилась поудобнее.
– Пожалуйста, продолжайте кушать. – Это было сказано не только из одной вежливости. Шарлотта ведь прекрасно знала, как много и напряженно он работает, так что ей была ненавистна мысль, что по ее вине он будет есть свою вареную баранину с картошкой и прочими овощами под соусом из каперсов холодными.
Он вернулся на свое место и снова принялся за еду – с большим аппетитом.
– Чем могу вам служить, миссис Питт?
Это был простой вопрос, не выходящей за рамки обычных требований вежливости. Однако, встретив его пристальный взгляд, брошенный через стол, уставленный засушенными цветами, серебряными судками и украшенный разнообразными вышитыми вручную салфеточками, она поняла, что любые попытки уклониться от прямого ответа будут встречены немедленным пониманием и, конечно, презрением. А Шарлотте очень не хотелось выглядеть в его глазах полной идиоткой. Она сама поразилась, как ей неприятна подобная мысль. И все же нужно было ему что-то ответить, и быстро.
Шоу смотрел на нее и ждал. На его лице застыло приветливое и дружеское выражение; он отнюдь не пытался разглядеть в ее поведении что-то неправильное, и внезапное осознание этого факта еще более ухудшило и осложнило ее положение. В памяти вдруг возникли старинные воспоминания – о других мужчинах, которые обожали ее, восхищались ею, даже более чем обожали; воспоминания возникли необычайно яркие и четкие, но они принесли с собой и чувство вины, которое, как она полагала, давно забылось. И Шарлотта обнаружила, что уже говорит ему истинную правду, потому что это было единственное, что ей оставалось и что следовало сделать.
– Я прошла по следам миссис Шоу, – медленно начала она. – Начала с приходского совета, где узнала очень немногое.
– Этого и следовало ожидать, – сказал Шоу, соглашаясь, но в его глазах появилось удивленное выражение. – А начинала она с моих пациентов. Была у меня одна такая, состояние которой никак не улучшалось, несмотря на лечение. Клеменси заинтересовалась этим случаем, а когда посетила ее на дому, то поняла, что это результат ее жилищных условий – там было сыро и холодно, не имелось чистой воды, санитария вовсе отсутствовала. Больная никогда бы не выздоровела, если бы продолжала жить там. Я бы и сам мог ей это сказать, но не сказал, потому что знал, что сделать ничего не возможно, чтобы улучшить ее положение; мои слова вызвали одни лишь слезы. Клем очень близко к сердцу принимала людские беды и несчастья. Она была замечательная женщина.
– Да, я знаю, – быстро сказала Шарлотта. – Я была в тех самых домах и задавала там те же самые вопросы, что и она. И выяснила, почему они не жалуются своему домохозяину. И что сталось с теми, кто жаловался.
Тут в дверь громко постучалась миссис Тернер, потом открыла ее и внесла поднос с заварочным чайником, чашкой на блюдце и тарелкой с тонко нарезанным хлебом с маслом. Она поставила поднос на стол, выслушала слова благодарности и удалилась.
Шарлотта налила чаю в чашку, а Шоу снова принялся за еду.
– Их выселили. И им пришлось искать себе другое жилье, даже еще менее теплое и чистое, – продолжила она. – Я проследила их путь – от одной трущобы к другой, – пока не увидела, наверное, самое худшее, что есть на свете, исключая, конечно, ночевки в подворотнях и в канавах. Мне тогда хотелось кричать, я не понимаю, как люди выживают в таких условиях. Но они, конечно, не выживают. И первыми умирают самые слабые.