Пожар на Хайгейт-райз

– Разве я могу с вами спорить? – Он с трудом подавил смех. Гостиная, казалось, вся сейчас светилась от его присутствия. – Вы сами – самый лучший аргумент в пользу и поддержку этой точки зрения. Очевидно, что даже личное присутствие Джозайи не может остановить вас, – вы все равно высказываете именно те мысли, что приходят вам на ум.

– Я прошу прощения, – сказала она, не совсем уверенная, стоит ли считать себя обиженной, сконфуженной или рассмеяться вместе с ним. Бабушка была возмущена, вероятно, тем, что Шарлотта вдруг оказалась в центре внимания; Кэролайн явно чувствовала себя оскорбленной, а Анжелина, Селеста и Пруденс просто онемели. Джозайя Хэтч боролся с заполнившими его противоречивыми чувствами, столь мощными, что не осмеливался высказать их вслух. – Я была чрезвычайно бестактна и невежлива, – добавила она. – Каково бы ни было мое мнение, меня никто не просил его выказывать, да и мне не стоило выражать его столь откровенно.

– Тебе вообще не следовало его выражать! – резко высказалась бабушка, сев совершенно прямо и испепеляя ее взглядом. – Я всегда говорила, что твой брак ни к чему хорошему не приведет – и, Господь свидетель, ты всегда была капризной и своенравной. А теперь ты вообще сущее несчастье, мне не следовало брать тебя сюда.

Шарлотте очень хотелось огрызнуться, сообщить, что ей самой не следовало сюда приезжать, но это было в данный момент совершенно неуместно, да и в любой момент тоже.

Шоу пришел на помощь Кэролайн:

– Я очень рад, что вы приехали, миссис Эллисон. Я ужасно устал от вежливых, но бессмысленных разговоров людей, которые желают высказать свое сочувствие, но лишь без конца повторяют одни и те же слова, копируя друг друга просто потому, что никто не может найти и высказать ничего более значимого, более глубокого. – Его лицо озарилось внутренним светом. – Словами это не выразишь, они не в силах закрыть брешь, разрыв между людьми, которые действительно горюют, и теми, кому это безразлично. Это большое утешение – поговорить с человеком и впрямь сочувствующим.

Шарлотта вдруг вспомнила горестное выражение на лице Сомерсета Карлайла, и он появился перед ее мысленным взором, так, словно сейчас находился здесь, в этой самой гостиной.

– Можно мне поговорить с вами наедине, доктор Шоу? – вдруг спросила она.

– Вон даже как! – пробормотала пораженная Пруденс.

– Ну… – Анжелина замахала руками, словно отмахиваясь от чего-то.

– Шарлотта! – предостерегающим тоном сказала Кэролайн.

На губах Шоу появилась все та же веселая улыбка.

– Конечно. Мы удалимся в библиотеку. – Он посмотрел на Селесту и намеренно добавил, видя, как она скривилась от раздражения и неудовольствия: – И оставим дверь открытой.

Селеста уже готова была протестовать, но возражения так и не сорвались с ее уст, она остановила себя; объясняться в том, что она могла подумать или предположить, было бы еще хуже, чем молчание. Она лишь бросила на него взгляд, полный самого откровенного недовольства.

Доктор придержал перед Шарлоттой дверь и, когда она вышла, высоко подняв подбородок, проследовал за нею, потом обогнал и пошел впереди. Поскольку она не знала, куда идти, он показал ей дорогу в библиотеку, которая оказалась весьма впечатляющей и такой же помпезной, как и холл, со множеством шкафов, заполненных переплетенными в коричневую, темно-красную и темно-зеленую кожу томами с тисненными золотом названиями. Благочестивые цитаты и высказывания в рамках красного дерева висели в свободных от книг простенках, а над каминной полкой красовался огромный портрет какого-то высокопоставленного священнослужителя. Сама полка была из резного мрамора, ее поддерживали колонны из кварца. Массивные, обитые кожей кресла занимали большую часть пространства пола, застеленного темно-зеленым ковром, от чего в комнате невольно возникало чувство клаустрофобии. Единственный стол украшала огромная бронзовая статуя льва. Портьеры, подобно тем, что висели в гостиной, были отделаны тяжелой бахромой, подвязаны толстыми шнурами, также украшенными бахромой, и мощными складками падали на пол и волочились по нему.

– Не совсем то помещение, где можно было бы свободно себя чувствовать. – Шоу посмотрел ей прямо в глаза. Углы его губ чуть скривились в улыбке. – Производит впечатление?

– А таково было намерение? – Она улыбнулась в ответ.

– О, несомненно! Так вас это впечатлило?

– Впечатлило то, сколько денег у него, видимо, было. – Она говорила совершенно откровенно, даже не задумываясь об этом. Перед ней был человек, чья честность требовала от нее точно того же. – Все эти книги в кожаных переплетах. Это, должно быть, обошлось в сотни фунтов в каждом случае. Содержимым этой комнаты можно было бы оплатить жизнь среднего семейства по меньшей мере в течение двух лет – еда, газовое освещение, новое платье к каждому новому сезону, достаточно угля, чтобы жить в тепле, жареный бифштекс каждое воскресенье и гусь на Рождество. А еще и оплата услуг горничной.