А когда немощный Годзабуро узрел пленную лису и оттого совсем ополоумел — не сходя с места, потребовал ее себе в счет всех прежних долгов, — деревенские наконец вздохнули с облегчением. Что там, доля малая — разве жалко ее для старика?
Только позабыли про крутой нрав Сэнсиро Полукровки.
Но Годзабуро, купеческая душонка, выброшенный Полукровкой подальше да поглубже, в набежавшую волну, выплыл и на этот раз.
Иченоза с Бэзо тут же спелись на почве общих долгов, чтобы преподать непокорному урок. Ночью, с пробоиной в борту, корабль Сэнсиро затонул на мелководье, вода залила палубу, — выбиравшихся на берег встречали…
Но поймал медведь осиный рой.
Сэнсиро, по колено в воде, собрав остатки команды, дал правильное сражение. На пару с дядей убил восьмерых деревенских и без счета изранил. Деревенские бежали, оставив дома у причалов победителю.
Как раз незадолго до этого юный Хэдайро прибыл из столицы княжества на побережье, переправил своих вассалов на лодках через штормовой пролив на свое будущее владение и укрыл их в запущенном буддийском храме на берегу. Старик-настоятель, уставший от беззакония, заселившего остров, уже некоторое время писал ему о здешних делах и готовил почву для прибытия законного хозяина. Хэдайро узнал от него о захваченной чужеземной красавице, одинокой в окружении пиратов. Слухи о божественной сущности пленницы старик-настоятель не принимал всерьез. Но рассказал, что читал в новейших китайских текстах сообщение, что в эпоху установления падения династии Тан на горе Шинао, в провинции Шаньдун, действительно жила прекрасная лиса. Жила она уединенно, ибо дар ее сеял вокруг беду и горе. Ибо была она великая мастерица метать гадальные кости, — но что ни нагадает, все к несчастью.
И сбывались — несчастья.
Обрив голову и облачившись в монашескую одежду, Хэдайро явился разведать все лично…
И теперь, глядя на все это сам, он не мог понять, кто тут действительно обманывается…
Над столом с золотыми монетами, — Хэдайро оценил, что тут лежит годовой доход крупного владения, — висело напряженное молчание.
На Полукровку и лису старались не глядеть. Одетые в белое и черное, как молодожены на своей свадьбе, они сидели рядом на одном татами, перед ними стояли пустые чашки для сакэ.
Было совершенно ясно, на что Полукровка намекает. Но ждать благословления ему следовало не здесь.
— Все беды от лисы, — каркающий голос матушки Бэнсо заставлял поежиться. — Крутит вами, дети, как хочет, тварь семихвостая…
Старуха с бутылкой сакэ, хромая, обошла стол, наполнила всем чашки — кроме лисы и Полукровки, отошла и через плечо проскрипела:
— Лиса не человек. Она вас ест, а вы и рады. Годзабуро — ты жирный карп. Сэнсиро — ты нож, которым она Годзабуро режет. Иченоза — масло, на котором она карпа зажарит, а тобой, Торадзаэмон, приправит для остроты.
— А я кто, матушка Бэнсо? — мрачно спросил забытый ею Безголовый.
— А ты потроха от того карпа, — ответила старуха. — Бросят тебя собакам…
Безголовый свирепо ухмыльнулся, закинул в рот сакэ и грохнул чашку на пол:
— Зарезать ее.
— Нет! — вскинулся старик Годзабуро.
Сэнсиро положил руку на нож на поясе.
Хэдайро приготовился драться.
Торадзаэмон задумчиво поднес трубку к фитилям на шее.
Лиса осталась неподвижна.
Иченоза вскинул белые, исчерченные синими волнами руки:
— Ну что же вы гневаетесь, ругаетесь, как неродные, добрые люди? Тише! Спокойнее. В ножи никогда не поздно начать. Тише, тише! Сядь, Бэзо, вымахал до стропил, смотреть больно. Сядь, Сэнсиро, твоей даме одиноко.
Полукровка сел после того, как Бэзо плюхнулся на свое место.
Игрок Иченоза сложил руки на бедрах и оглядел каждого из-под тяжелых бровей. Его слушали.
— Надо думать, не придем мы к решению, — проговорил Иченоза. — Слабы люди мудростью. Всяк да кто-то да будет обижен. Ну, значит, я думаю так. Давайте, что ли, обратимся за решением к высшим силам. Каждый день они вершат нашу судьбу, крутят-вертят, кидают, подбрасывают. Так и нам следует решить неразрешимый вопрос, препоручив его удаче, случаю, божественному вмешательству. Давайте разыграем ее — лису. Давайте кинем кости — как выпадет, так и решим. Никто не будет виноват, никто не будет вором или злодеем. Так выпало, так боги захотели. — Иченоза обвел собравшихся взглядом и настойчиво спросил: — Ну? Кинем кости?
Все кроме лисы задвигались, зашумели. Сэнсиро был недоволен, рисковать не хотел, тревожно оборачивался на лису, но все же дал дяде себя уговорить. Годзабуро залился слезами, но тоже в конце концов часто закивал. Убедили.
Безголовый лишь хищно блестел зубами в полутьме и недобро пялился на лису. Хэдайро видел, как Бэзо, вроде бы поймав взгляд лисы, чиркнул себе по шее большим пальцем — обезглавил, мол. Не ты первая…
— А кто кости кинет? — громко задался вопросом дядька Торадзаэмон. — Тебя, Иченоза, не просим. Знаем мы все про тебя, сиди себе, не беспокойся. Сэнсиро бросать не станет — понятно. Монаха просить неуместно…
— Пусть она сама бросит, — сказал вдруг юный Хэдайро и сам себе удивился. — Пусть бросит. Это будет правильно.