— Это был Ивакияма Икадзути , великий уличный боец сумо, — устало произнес Нагасиро, опуская голову и потерев ладонями напряженное лицо. — Ну все, я думал, тут нам и конец придет.
— Он назвал тебя кабукимоно.
— Ну да, — согласился Нагасиро.
— Я не думал, что это оскорбление.
— Когда-то и я так не думал, — ответил Нагасиро. — Слишком увлекался мимолетными сторонами этой жизни.
— Хорошо… — не стал настаивать я. А что мне еще было сказать?
Повернулся к Оки, улыбнулся:
— Ну, похоже, следующие три месяца ты остаешься с нами.
Позже Сакуратай объяснил, что мы легко отделались. Икадзути -сэнсэй был весьма известен в городе, он прославился как выдающийся боец на праздниках, ему доводилось выступать перед очами самого сёгуна и совета старейшин, и школа у него была известная и уважаемая. И то, что нас не выкинули прочь из первого же круга, — большое, очень большее везение.
— Бог Одэнматё вас любит, — заключил Сакуратай, выдыхая дым из трубки. — Будем надеяться, что так это останется и впредь.
***
Следующее утро было солнечным. Я встал раньше всех и вышел в сад между храмом и могильными камнями. Утренняя свежесть очистила воздух, и город было ясно виден до самых дальних пределов, возможно, до самого Уэно.
Раскрывались и благоухали цветущие в саду колокольчики и гвоздики, две из «семи осенних трав», что цветут летом.
Вскоре станет душно. И жарко. На воде озер и Большого канала под стеной замка распустятся лотосы. Но пока прохлада не скинула с вершины нашего холма свое ночное покрывало.
После вчерашних событий я ощущал нерастраченное напряжение. Я размял кисти рук, растер ладони, поклонился с поднятой пред лицом правой ладонью этому месту и извлек меч из ножен. Широкий металлический блик пробежал по лезвию Хання-син-кё. Я совершил надлежащие прямые и косые удары, по сотне каждый, взмок, но не потерял дыхания и перешел к выполнению формальной цепочки движений, знакомой с детства. Двигаясь по дорожке между цветущих кустов, дал волю чувствам. Энергия одной формы переходила в другую, один замах вел к другому, вдохи были легкими и насыщенными, меч рассек воздух с легким посвистом, замирая в последней позиции. Никогда я не чувствовал такого единения с мечом. Легко, словно двигая одним пальцем, я скрыл сияющее лезвие Огненной Сутры в ножнах и лишь тогда обратил внимание на людей у ворот в храм.
Это были те молодые люди в белом, которых я впервые видел в «Обанава» уже почти три месяца назад. Кабукимоно.
— Чем обязан? — произнес я, повернувшись к ним. Первый среди них — старый знакомый, с небольшими усиками и растрепанными волосами, провел пальцами по небритому подбородку и, кажется, смущенно, но развязно дернул носом кверху.
— Сиро тут?
— Нагасиро?
— А я что сказал? Сиро, да...
— Я тут, — угрюмо ответил недовольный и не выспавшийся Нагасиро, показавшись на галерее храма. — Чего надо, Дзэнтиро?
— Да ну как… — смутился Дзэнтиро. — Ну, дело тут к тебе. Есть одно…
Нагасиро косо взглянул на меня, сошел с галереи, сунул ноги в соломенные сандалии и прошел к своим прежним приятелям.
— Чего надо? — спросил он у них.
— Пора возвращаться, Сиро, — ответил Дзэнтиро за всех остальных. — Поигрался, и хватит. Ребята тебя ждут и беспокоятся.
— Чего это вдруг? — недовольно удивился Нагасиро. — То им все равно было, то теперь вдруг беспокойство охватило.
— Да так, — проговорил Дзэнтиро, покосившись на меня. — Ходят тут слухи всякие. Идем, посидим в «Обанава», потолкуем, что к чему.
Нагасиро хмыкнул, отошел ко мне и сказал:
— Пойду, схожу с ними. Может, расскажут чего интересного.
— Как считаешь нужным, Нагасиро, — ответил я ровно.
И он ушел вместе с ними. Шумной молодой компанией.
И я почему-то не был уверен, что он теперь вернется…
Поэтому, когда начался наконец долгожданный пожар со стороны Канда, Нагасиро с нами не оказалось.
В этот раз мы выступили значительно лучше. Каждый нес свое снаряжение на себе, мы шли спорым шагом, а не бежали. Шли на дым кратчайшей дорогой, намалеванной на моем плане. Шли на дым и крики.
И не успели опять. Люди Икимару вновь нас опередили. И, наверное, было к лучшему, что мы не успели…
Дом догорал. Богатый дом, задами выходивший к каналу, с черепичной крышей и скудным садиком. Ребята Икимару бойко крушили стены и тащили из огня покоробившуюся лаковую мебель, ящики для одежды, из которых тут же полетели какие-то зимние кимоно, пояса… Из кухни с уханьем и гиканьем тащили тяжелый рисовый ящик.
Бурункай, знакомый нам соратник Икимару, встречал нас с багром наперевес:
— Куда-куда-куда?! — преградил он нам путь. — Стоять. Все! Не успели! Стойте где стоите. Тут уже наше дело. А вы вон там стойте, можете дым глотать.
Несколько их парней отошли от пожара, чтобы встать рядом с Бурункаем. Впрочем, мы и не пытались прорваться к пожару и только угрюмо следили за их действиями. Икимару не было видно — похоже, он тоже был внутри.
— Ну что, новичьё, — острил тем временем Бурункай. — Расторопнее надо быть, быстрее. А то так ведь и квартал весь сгорит. Если бы не мы. От вас-то толку как не было, так и нет! Учитесь, что ли, как это делается!