Кумушки, идущие вдоль канала по своим делам, смотрели вслед юдзё неодобрительно, а их дочки — с неприкрытым интересом.
— Ах, батюшка, гляньте, какие узоры! Какая вышивка!
— Не пялься, — услышал я знакомый с утра раздраженный голос господина Курода. — Неча тебе на эту бесстыдницу пялиться.
Мы все разом обернулись и узрели, как Курода с дочерью переходят по мостику через канал к нашему кварталу.
— Ага, — тут же тихо ухмыльнулся под нос Тогай. — Тут-то тебе в долг точно не обломится.
Я мог только сдержанно поклониться, когда в ответ на дерзкий смех братьев Курода резко обернулся.
— Шагай давай! — рявкнул он на дочь, груженную деревянным ведерком, полным бутылочек с сакэ. — Бутылки не урони! И где твоя мать шатается?
По всему, ходили за вином в лавку подальше, где нашего господина Курода-Должен-Всем еще не знают…
— Этак он свадьбу дочкину до свадьбы пропьет, — заметил старший, Хаято, и братья веселились насчет господина Курода весь наш обратный путь до храма.
Вернувшись, мы застали в главном зале дремлющего на полированных досках пола Нагасиро и неподвижно сидевшего в галерее храма человека-гору Саторо Оки.
— Я согласен, — вместо приветствия произнес Оки.
— Это замечательно, — удивился я. — Но что вас подтолкнуло к этому решению?
Оказывается, после нас к Оки в тупик явился один из холуев Икимару — видать, следил за нами. Начал угрожать, ставить условия, с кем человеку-горе разговаривать в этом районе, а с кем не надо. Оки его за это немного побил. Грубости он не ценил. Потом еще немного подумал и решил в нашу пользу. Все равно другой работы нет.
Так у нас в хозяйстве завелся кое-какой инструмент и крепкий малый для его надежного применения.
***
Мой первый день на пожарной службе начинался неплохо, а заканчивался скверно.Эдо, великий город в долине Мусаси, щедро одаривает своими цветами верных поклонников.
— Не подходить! — хрипло выкрикнул закопченный Курода на пороге своего горящего дома, ткнув в нас мечом. — Стоять на месте!
Мы все, те, кто сбежался гасить пожар, разом сделали шаг назад, чтобы не попасть под внезапный удар безумца.
Мы когда примчались сюда, даже не сразу заметили убитого отчаянием Курода, он безвольной сломанной куклой сидел в пыли улицы и смотрел, как полыхает его дом, меч его был забрызган красным.
А дом перед ним медленно разгорался.
— Господин Курода, — позвал я, опасаясь подойти ближе, в пределы досягаемости его меча, — пьяный же, — что случилось?
Курода опустил взгляд на окровавленный меч и прошептал:
— Молния ударила. Прямо в мою девочку. Пополам. Пополам. Все в крови…
«У меня удар — что молния, — вспомнил я. — В гневе я удержу не знаю».
— Господин Курода, посидите пока здесь, — попросил я. — Мы сделаем все сами.
Курода сначала не отозвался, потом медленно обернулся и, заметив, как мы развязываем связки с баграми, как разбираем шесты с крюками, подобрался, во взоре его нечто полыхнуло, он вдруг ожил, вскинулся, вскочил, задрал над головой кривыми пальцами окровавленный меч и неловкой куклой бросился на нас:
— Назад! Все назад!
Преградил нам путь. Мы отступили. Не рубить же его. Явно не в себе...
— Уберите меч, почтенный, — произнес Нагасиро. — Мы здесь, чтобы помочь вам.
Курода на горящем пороге тепло ему улыбнулся, а затем безумно захохотал, глубоко, радостно, от души, запрокинув лицо к небу:
— Да никто уже не поможет! — выкрикнул он, внезапно оборвав веселье. — Этот дом обречен! Обречен! Обречен! Убирайтесь!
Мы с Нагасиро переглянулись: кажется, хозяин дома сошел с ума от горя…
— Ваш дом сгорит, — очень серьезно сказал ему Нагасиро. — Сгорит дотла.
Курода только захохотал в ответ:
— Пусть так! Молния ударила! Все! Пусть горит! Пусть все горит! Самими богами дом предан огню! Пусть так!
Не показалось, совсем с ума сошел...
Я проверил опору под сандалией, чуть склонился для рывка, Нагасиро совершенно естественно, не сговариваясь, повторил мое движение, мы даже не переглянулись. Бросимся вперед, прижмем меч баграми к полу, собьем с ног и скрутим…
В этот момент безумец махнул нам рукой, развернулся и ушел во всколыхнувшееся в коридоре дома пламя, никто из нас даже рта раскрыть не успел. Только затрещали стриженые волосы в воинской прическе на его голове. Все только испуганно выдохнули…
Никто броситься за ним не успел.
Ни крика, ни вопля, только гудело пламя и обдавало нас невыносимым жаром. А мы стояли только разинув рты и ничего не сделали.
— Славься, Будда Амида, — услышал я наконец, как кто-то нашел в себе силы произнести эти пристойные такому горю слова, и только потом понял, что это я сам и сказал.
— Зачем? Зачем он это сделал? — напугано спросил за всех нас Хаято, старший из братьев Хиракодзи.
Я надеялся, что у Курода были важные на то причины…
— Повредился рассудком, — буркнул младший Хиракодзи, Тогай. — И должок его нам того…
— Это не важно, — отозвался я. — Теперь уже не важно. Мы должны закончить зачем пришли.
Да, мы сюда гасить огонь явились. В этом наше дело.
К нему мы и приступили.
— Я первый, остальные за мной, — скомандовал я и пошел к огню.