Пожарный

– Отчистим, отчистим! – пропел голос, принадлежавший, похоже, Эмили Уотерман.

Рука в перчатке ухватила Харпер за волосы, другая рука набрала снега и отерла ей лицо. Девочки зашлись визгливым смехом.

Когда Харпер проморгалась от снега, над ней наклонился Тирион Ланнистер из «Игры престолов». Он смотрел пустым недоверчивым взглядом: дешевая пластиковая маска. Он… нет, она – за маской пряталась девочка – раскрыла ладонь с плоским белым камешком.

– Ешь, – послышался голос из-под маски. – Ешь, сука.

– Заставь ее, – сказала другая девочка.

– Живо жри, живо жри! – запели вокруг.

Харпер лежала в снегу на боку, одной рукой прикрывая тугой живот; вторую она придавила своим телом. Девочка, которая держала Харпер за волосы, дернула раз, потом второй – сильнее.

Харпер разинула рот, как ребенок, показывающий врачу гланды. Тирион Ланнистер положил ей на язык камень – холодную плоскую тяжесть.

За происходящим с расстояния в пять шагов, из-за сосен наблюдал Капитан Америка. Харпер смотрела на Алли, пока от слез картинка не начала двоиться, троиться.

Раздался такой звук, словно кто-то разорвал пополам простыню. Рука потянула Харпер за волосы, откидывая голову назад, задирая подбородок. Другая рука крепко припечатала ей рот. Большой палец тщательно прижал клейкую ленту к губам Харпер.

– Полчаса, – сказала девочка, ухватившая ее за волосы. – Он останется на полчаса. Теперь поднимайся. На колени.

Харпер подняли на колени. Девочки завели ей руки за спину, и снова раздался треск – одна из них оторвала клейкую ленту и замотала запястья.

– Мбенок, – сказала Харпер, прося не навредить ребенку. Вряд ли кто ее понял.

Две девочки, взявшись за руки, плясали, извиваясь и вертясь: на одной была маска Обамы, на другой – Дональда Трампа. И за все это время Капитан Америка не сдвинулась с места между двумя пихтами, неподвижная и немигающая, как сова.

Среди сосен замерцали яркие золотые огоньки. Харпер пришлось вглядываться, прежде чем она поняла, что у девочек нет фонариков. Светились они сами, прыгая, смеясь и бросаясь в нее снегом. Они светились, как во время пения в церкви. Они сияли друг для друга, чешуя пульсировала так, что свет пробивался из-под курток, из-за воротников.

Значит, есть и другой способ войти в экзальтацию Света. Хор или расстрельная команда: чешуя в любом случае будет довольна. Групповое изнасилование ничем не хуже госпела.

Харпер услышала щелканье ножниц. Ее золотые локоны посыпались в снег.

– Ха-ха! Ха-ха! – засмеялась самая маленькая девчонка – это точно была Эмили Уотерман. – Обрезай-обрезай-обрезай! – Она орала, как пьяная.

Ветер с неохотой вздохнул, точно влюбленный, осознающий, что пора уходить. Волосы Харпер лежали вокруг нее, а ножницы продолжали чавкать.

– Вкусный камень? – крикнула одна из девочек. – Спорим, не то что член Пожарного?

Девочка, которая остригала волосы Харпер, спросила:

– Ну разве не сексуально щелкают ножницы? – Она щелкнула прямо над ухом. – Просто в дрожь бросает. Мне так понравилось – жалко, волосы кончились. Увы, я вынуждена остановиться. Может, в следующий раз еще отрежу. Надо решать – с нами или против нас. Сиять с нами или вовсе не сиять. Дать медицинский совет? Я бы предложила отказаться от сучьих манер.

Да, они все сияли… все, кроме Алли. Алли сделала шаг и придушенно вскрикнула от огорчения, но, когда Харпер подняла на нее взгляд, Алли застыла на месте. Она даже выставила ладонь, словно Харпер могла подпрыгнуть, освободить руки и напасть.

Харпер подумала, что кому-нибудь может прийти в голову с разбегу ударить ее ногой в живот, просто для смеха. Они уже не ведали, что творят. И, может быть, зашли уже дальше, чем собирались. Может, они просто хотели закидать ее снежками и сбежать. Они забыли себя. Забыли собственные имена, голос матери, лицо отца. Харпер подумала, что они вполне могут и убить ее здесь, в снегу, ненароком. Вскрыть этими же ножницами горло. Когда ты в Свете, все кажется хорошим, все кажется правильным. Ты не ходишь – танцуешь. Мир пульсирует в тайной песне, и ты сам себе звезда в собственном красочном мюзикле. Кровь, которая брызнет из ее сонной артерии, покажется им такой же прекрасной, как игристое вино, бьющее светящимся красным фонтаном.

Девочка, все это время стоявшая позади, повалила Харпер в снег на бок. Какой-то пузырь сильных, опасных эмоций дрожал внутри, и Харпер замерла, опасаясь, что он прорвется. Не хотелось выяснять, что это такое… горе, ужас или – хуже всего – капитуляция.

Девочки по очереди, пританцовывая, приближались к Харпер и бросали снег ей в лицо. Харпер зажмурилась.

Девочки стояли над ней, перешептываясь. У Харпер не было сил поднять глаза и посмотреть на окружавшие ее маски. Они говорили тихо, шипящими, неразборчивыми голосами. Харпер трясло. Джинсы промокли, запястья болели, а разбитое лицо горело от снега.

Наконец она решилась чуть приоткрыть один глаз. Шепот продолжался, но девочки ушли. И шептал только ветер, баюкая сосны.