– Кому еще охота погеройствовать? – прогремел из динамиков голос Ковбоя Мальборо. – У нас вся ночь впереди, боеприпасов вдоволь и машина – почти танк. Можете выходить с поднятыми руками, и тогда сыграем в «заключим сделку», а можете дальше трепыхаться. Но позвольте сказать: если надумаете сражаться, ни один из вас не увидит рассвета. Это всем понятно?
Никто не сказал ни слова. У Харпер пропал голос. Она-то решила, что не бывает ничего громче выстрелов из пятидесятого калибра, но «Фрейтлайнер» врезался в «Скорую» с грохотом залпа бортовой артиллерии линкора. Даже сформулировать мысль было невозможно, не то что додумать до конца. Пролетело мгновение, потом еще одно, и в конце концов снова заговорил Ковбой Мальборо – только теперь в его голосе звучала растерянность.
– И что это за хрень? – пробормотал он приглушенно. Наверное, забыл, что говорит в микрофон.
Улица осветилась, как будто солнце невероятным образом взлетело вдруг на небеса. Нахлынувший золотой свет залил дорогу, и видимость стала идеальной. Или почти идеальной. Невиданное солнце
Ковбой Мальборо нервно хохотнул.
– Ну так что это за хрень? Кто-то стреляет в нас из ракетницы?
И свет снова усилился: горящее бронзой свечение, от которого прожектор фургона поблек, как фонарик в июльский полдень. Харпер поднялась на одно колено и повернула голову, чтобы взглянуть поверх крыши «Челленджера»… и успела увидеть, как ночь прошивает слезинка огня размером с частный реактивный самолет.
Свет был так ярок, что Харпер сначала наполовину ослепла и не могла в подробностях рассмотреть, что именно на них падает. Просто ярко-красный свет, опускающийся на дорогу между белым фургоном и «Челленджером».
В тридцати футах над асфальтом, продолжая снижаться, огненный снаряд развернул крылья и открыл сияющую чудовищную птицу. Воздух вокруг нее плыл от жара – Харпер видела это слезящимися глазами. Зрелище восхищало и ужасало. Люди, видевшие вырастающий над Хиросимой ядерный гриб, ощущали, наверное, то же самое. Размах горящих крыльев птицы – от кончика до кончика – был не меньше двадцати четырех футов. Громадный клюв мог целиком поглотить ребенка. Хвост украшали синие и зеленые огненные перья в ярд длиной. Птица летела почти бесшумно – только торопливое гудение напомнило Харпер поезд в туннеле метро.
Время застыло. Птица была уже всего в десятке футов над дорогой. Асфальт под ней начинал дымиться и вонять. Во всех окнах на улице отражался веселый свет феникса.
Потом птица двинулась – следом двинулась и Харпер.
Крылья взметнули воздух, и словно кто-то распахнул заслонку громадной печи. Иссушающая волна химического жара прокатилась над дорогой, и «Додж Челленджер» затрясся. Харпер прокралась к дверце водителя.
Феникс бросился на белый фургон. Одно крыло царапнуло по живой изгороди, и над кустами встала огненная стена. Феникс ворвался в открытую боковую дверь фургона. Харпер мельком заметила, как человек у пулемета закричал и закрыл лицо руками. Передние дверцы разом распахнулись, водитель и пассажир выпали на мостовую.
Массивная огненная птица ударила так, что фургон поднялся на два колеса, накренившись на водительскую сторону, почти опрокинувшись, но снова встал на четыре колеса. Внутренность кипела огнем. С металлическим лязгом взорвался патрон. Потом еще один. Потом полудюймовые патроны затрещали внутри белого фургона, как попкорн в микроволновке – трах-тах-тах-тах, – пули пробивали крышу, стены, уродуя машину изнутри.
Харпер заползла за руль «Челленджера» Бена, усевшись на битое стекло. Ключ торчал в зажигании. Пригнувшись, чтобы ее не было видно из-за приборной панели, Харпер завела мотор.
На мостовой «Фрейтлайнер» круто развернулся, вметнув шинами снег и грязь перед домом номер десять.
Харпер тронулась с места и нажала на газ. Однако не успела машина проехать и пяти ярдов, как Харпер ударила другой ногой по педали тормоза. «Челленджер» с визгом остановился недалеко от места, где скрючилась за телефонным столбом Джейми. Та вскочила, метнулась через мостовую и нырнула на пассажирское сиденье. Она что-то говорила, кричала, но Харпер не слышала – и не хотела.
Феникс появился из боковой двери фургона, вытянув голову на забавно длинной шее, как будто собирался пронзить ночь торжествующим кукареканьем. Фургон продолжал содрогаться и раскачиваться на рессорах, пока внутри трещал крупнокалиберный попкорн. Лобовое стекло лопнуло. Кто-то визжал.
Харпер повела «Челленджер» по улице, скользя по опаленным булыжникам, и притормозила у расстрелянной полицейской машины. Бен подскочил, хромая, пересек пространство между двумя машинами и рухнул на заднее сиденье лицом вниз, с торчащими из двери ногами. Воздух пропах горящими покрышками.