Пожароопасный период

Он зашнуровал кроссовки, надел куртку-канадку с капюшоном и на меху, еще раз оглядел себя в зеркало, вышел на палубу к парадному трапу. На берег сходило еще несколько человек из экипажа, они уже толпились возле вахтенного матроса, покуривали, пряча сигареты в кулаки, такие же наутюженные, в одинаковых куртках-канадках. Он хотел было уже присоединиться к парням и они уже позвали его – «потопали» но что-то воспротивилось в Толике, он усмехнулся:

– Заграница приучила к порядку, к строю, а, корефаны?

Я у себя в Союзе, не заблужусь.

А вечер был чудесный – бодрящий ветерок, низкое малиновое солнце на другой стороне бухты, медный отблеск сопок, с белыми остроконечными макушками, похожих на ромовых баб, запах сосновых бревен, – рядом разгружался лесовоз, – дыхание ледяной воды. Все это, знакомое по рассказам и узнаваемое теперь, жило в нем с понятием высоких широт, арктического побережья. Он пошел в «полярку» после долгого рейса в тропики, не успев растратить на владивостокских улицах шоколадно нестойкий загар Индийского океана. Пошел легко, не как другие-многие, воюя с отделом кадром плавсостава о законном отпуске.

Он сбежал по трапу, оглянулся, сделал ручкой грузовому помощнику капитана, тот стоял в пластмассовой каске возле первого трюма, отдавал какие-то распоряжения грузчикам и, лавируя в лабиринтах контейнеров и пакетов досок, выбрался за территорию порта.

Поселок гнездился в расщелине сопок – яркий, ухоженный, с раскрашенными панелями стен, балконов, окон, в пример другим грязноватым селениям у кромки Ледовитого океана. Весь приподнятый над мерзлотой курьими ногами сероватых свай, он словно бы опустился сюда откуда-то из космоса, да так и застрял на неопределенный срок.

Вдалеке, втягиваясь в улицу, темнели широкие спины парней, ушагавших вперед. Толик подумал, что вот тоже – некуда податься! – парни отправились в клуб. Он еще раз с возвышения берега глянул на бухту, на золотеющие под лучами мачты судов, на зеленоватую гладь воды, с наслаждением закурил.

– Вы с какого теплохода? – услышал он тихий голос.

Возле фанерного щита с объявлениями на кнопках, с плакатом о пожарной безопасности, шагах в десяти от него, стояла девушка. Он видел ее и вчера, на этом же месте, когда вел на теплоход девицу. Едва зацепился о нее взглядом, занятый подружкой, тотчас же забыл. Теперь он посмотрел на нее пристальней, привычно оценивая: лицо, фигурка, ноги. Ничто из ее скромных прелестей не шевельнуло в груди Толика заветной струны, что возбуждало в нем красноречие, пыл, напористый азарт. Простенькое синее пальтецо, сапожки на каблучках, косынка на шее, а в глазах что-то сомнамбулическое, непонятное, тихое.

Толик остановился, все же имея желание поболтать с девушкой, перекинуться хоть парой фраз, просто так, как говорил он для спортивного интереса: среди этих тихонь, скромниц попадались такие безоглядные девицы, что потом он только дивился – откуда в них что и бралось!

– С «Героя Арктики» я, – придумал Толик первое попавшееся, подошел ближе.

– Хорошо, спасибо! – произнесла девушка, сделалась равнодушной, замкнутой.

– Интересные дела! – не понравилась Толику ее холодность. – Ты вроде, как за сторожа здесь стоишь, да? И всех спрашиваешь: кто и откуда?

– Всех, – просто кивнула девушка.

– И биографией интересуешься? Толик Барабанов.

– Ирина.

– Очень красиво! Можно называть еще – Иринка, Рина, Ируся, Инуля. А меня Толяна, Толюся, Толюня! Ну это, если найдем общий язык. Найдем, правда? А просто – Анатолий! – он неотразимо улыбнулся. – По-древнегречески – восточный человек! Ну так пошли, Ира.

– Нет, нет, идите прошу вас. Идите же, ради бога!

– Ради бога? – внезапно потускнел и обиделся Толик. – Тогда пойду. Ишь ты какая.

Весь вечер, танцуя в клубе, и потом, когда возвратился он из увольнения, не выходила из головы эта странная девушка с простеньким серым лицом, неброской фигуркой, непонятным ожиданием в глазах. И что совсем ударяло по самолюбию Толика – ее несговорчивость, независимая отчужденность, даже равнодушие, которого, черт возьми, он не признавал пока в свои двадцать семь лет.

«Лицо, фигурка, ноги? Да нет же, нет! – думал Толик. – Ничего особенного, да и вообще дурочка какая-то».

На другой вечер он не пошел в увольнение, не то, чтобы не имел желания, просто капитан напомнил ему о финансовых документах, надо сделать перерасчет зарплаты экипажа и передать отчетность в пароходство. Обязанность третьего штурмана, да! После вахты Толик обложился бумагами, а когда уж поздненько спустился в салон, где доминошники доколачивали «козла», разговор между парнями шел о той девчонке. Он понял сразу – о той! – поскольку даже о маленьких успехах, тем более победах над женщинами, в экипаже не распространялись. Из разговора он понял, что видели девушку опять на том же месте. Спрашивала она, какие суда пришли, какие стоят на рейде.

– Пробовали подбивать к ней клинья, кадрили, никакого успеха.

В другой раз Толик не удержался бы, козырнул: «Это по моей части!»

Прошла ночь, заканчивался день. Сдав вахту второму штурману, Толик вскоре был у фанерного щита.

– Здравствуй, Ира!