Пожарский 2 (СИ)

Мужики многозначительно переглядывались, а я прислушивался к ощущениям и внутренне хвалил Горуша: проводник с мелким накопителем в паре работали отлично, маны набралось уже столько, что и на портал до машин хватит, и на следующий — уверенно. Фёдор забился на дату первого пробного рыбного портала, сделал в своей пухлой амбарной тетради, с которой нигде не расставался, какие-то пометки. Пора и честь знать.

Рядом с машинами сидели волки. Деловая пчела собирала пыльцу с жёлтого донника прямо у них под носом — и это был единственный нарушающий тишину фактор.

— Ну что, — Кузьма развернул карту, — дальше на восток?

Этаким темпом мы за один день все пять деревень успеем обскакать!

СУХОЙ РАСПАДОК

Большие Сети мы покидали в благостном расположении духа. Почему-то казалось, что всё у рыбаков наладится отлично — с Фединой-то практической хваткой.

Никаких знакомых городов близко к точке расположения деревни Сухой Распадок не было. Да там вообще ближайший город чуть не в сутках пути, зато…

— Вот тут я бывал, — я ткнул пальцем в карту. — Это, Кузьма, ещё до твоего рождения было. Ярена тогда металась по всей Сибири, место силы себе искала. Как же! Кош на Байкал зачастил, Горыныч по наследству на Кавказе, я к корням Уральских гор свои копилки пристроил, а она — вроде как не пришей кобыле хвост.

— Значит, здесь источник энергии выходит?

— Небольшой. Потом она помощнее нашла, но место я помню.

Мы выкатились из портала на странное место. Это был узкий, метров в сто, и длинный распадок меж двух крутых сопок, сплошь засыпанный серой, гладко обкатанной галькой. И вопреки названию распадок был как раз-таки мокрый. Ровно посередине каменной подложки тёк ручей — расползшийся вширь насколько можно, местами чуть не на половину плоского пространства, но мелкий, курице по колено. Здесь было гораздо холоднее, чем во всех предыдущих деревнях, и гораздо ближе к вечеру. А из-за того, что солнце уже зашло за гребень западной сопки, здесь было ещё и сумрачно.

— Оно? — Кузьма указал в окно на выбеленный лошадиный череп и несколько сложенных пирамидками широких камней рядом с ним.

— Да тут всё — оно, энергия вдоль распадка течёт.

— Мрачновато. И чувствуешь… странным тянет? Как будто здесь некроманты пошаливают.

Ощущение действительно было. И оно мне тоже не нравилось. Диких стихийных некросов ещё в моё время на принудительное окультуривание в Академию отправляли, а тех, кто не хотел — выкашивали. А с другой стороны, они ведь за восемь веков могли и заново расплодиться, правильно?

— А чего это они встали? — спросил вдруг Кузя.

Я глянул в зеркало заднего вида — впрямь, стоит грузовик. Из кузова уже и кхитайцы выглядывают.

— Ну, пошли проверим.

Картина в кабине вырисовывалась странная. Фёдор сердито уговаривал шофёра ехать, а тот только трясся и мотал головой: «не хочу» да «не могу». Я открыл дверцу и сразу почувствовал едва уловимый характерный запах. Коротко свистнул, заставив парня обернуться, и уставился в его расширенные от ужаса зрачки:

— Скажи-ка, Добраша, фамилию Чернышов ты взял наследственную? У вас в роду у всех шерсть чёрная? На пальцах вон пробивается.

Он с ужасом посмотрел на свои руки, судорожно вцепившиеся в руль… и издал тихий скулящий звук — больше не смог бы, хватка у Кузьмы больно крепкая.

— Кучно пошли, — с видом исследователя высказался Кузьма, — второй экземпляр за месяц.

— Подозреваю, ты ещё насмотришься. Отпусти его маленько хоть, спросить хочу. А ты, Фёдор, выйди из машины, вдруг он руками махать начнёт. Снесёт тебе полбашки, где я такого управляющего ещё найду?

Оборотень сипло дышал и исходил холодной испариной.

— Ну?

— Я не могу туда ехать. Потом скажут, что я вас нарочно туда заманил… И вам не надо. Уходить вам надо, пока можно. Луна нынче полная…

И впрямь, над восточной сопкой поднималась луна, круглая и жёлтая, как головка сыра. Но меня интересовало другое.

— Как же ты у нас-то оказался? Не казачок ли ты засланный?

Добраша испуганно замотал головой.

— Как в Москву попал?

— Из рода сбежал.

— Прямо-таки сбежал? Сам? И никто из старших тебя не догнал да не вразумил?

— Я мелкий был. В барахле у приказчика приезжего спрятался, в тюках с мехом, так до города никто и не заметил, а там сразу в поезд погрузили. Гремело страшно, я и вылезти боялся. Думал, с голоду помру.

— Не помер, — сердито сказал Фёдор.

— М-м, — оборотень мотнул башкой. — На третий день в наш вагон ящик с копчёными колбасами загрузили. Я и, — он пожал плечами, — подъел маленько.

— И что, прям-таки до Москвы доехал? Да отпусти его, Кузьма, никуда не побежит.