Пожилая дама в Голландии

Между прочим, у меня был прекрасный повод посетить госпожу Хение. Я могла пойти поблагодарить ее за передачу амстердамской полиции лисьей шапки Янины Голень. Но, подумав об этом, я сразу испугалась: это будет выше моих возможностей. С милой улыбкой благодарить за помощь в отыскании женщины, о которой известно, что она убита. Это смахивало на чудовищный цинизм. Я пыталась убедить себя, что нельзя быть такой бесхарактерной, и может быть, мне это удалось бы, но мешало еще одно обстоятельство. Во мне не было ни на грош актерского таланта, и даже в пятнадцать лет я не мечтала о карьере кинозвезды. Поэтому, несмотря на готовность повести себя с чудовищным цинизмом, я не имела никакой уверенности в том, что моя мина и голос смогут эту готовность поддержать. Я никогда не умела даже солгать правдоподобно, всегда это выходило у меня ужасно. В этом плане мне страшно импонирует мой бывший муж, который проделывал такие штуки без зазрения совести. А я, глупая, вместо того чтобы постигать тайны искусства, относилась к нему небрежно, несмотря на восхищение мастерством исполнителя.

Я также могла пойти к госпоже Хение выразить соболезнование по поводу смерти мужа ее тетки и сожаление, что не успела с ним познакомиться. Это вполне соответствовало истине и должно было звучать убедительно. И я сделала этот пункт первым в программе моих действий.

С остальными соседями я надеялась познакомиться с помощью Лизы. Я чувствовала, что она меня немного боится. Может, у нее есть старая мать и она испытывает ко мне глубокое уважение как к матери мужчины, который ей нравится? Во всяком случае она явно старалась исправить мое мнение о себе, поэтому и пришла рассказать мне о смерти старого солдата. Как бы то ни было, она производила впечатление настолько неинтеллигентное, что я могла не опасаться, что она разгадает мои макиавеллиевские планы.

С утра в среду я села в кухне, внимательно наблюдая через окно за улицей, чтобы не прозевать выезд в город серого «порше». До одиннадцати часов он не выехал, и я, сочтя время достаточно удобным, вышла. Но я напрасно долго звонила, даже пробовала стучать. Дом госпожи Хение оказался закрытым наглухо. Только теперь я заметила, что, в отличие от других, в этом доме был гараж. В остальных домах на нашей улице их не было, и владельцы держали машины под открытым небом. Но и «порше» я не раз видела перед домом, значит, госпожа Хение в течение дня не пользовалась гаражом, из чего вытекало, что она особа подвижная.

Убедившись в том, что мне уже никто не откроет, я решила использовать отсутствие госпожи Хение и позвонила в дверь соседнего дома. Здесь мне открыли сразу, как будто заранее ждали чьего-то прихода.

Женщине, которая открыла дверь, было где-то около пятидесяти, она была явно не голландка. Гладкие черные волосы обрамляли полное лицо цвета кофе с молоком. Яркие миндалевидные глаза свидетельствовали о минувшей красоте.

Меня удивил как ее вид, так и немедленная реакция на мой звонок, потому что не успела я что-то выдавить из себя, как женщина тут же отозвалась по-голландски. Но увидев, что я не понимаю, спросила по-английски:

– Вы к нам? По какому делу?

Я пояснила, что пришла к госпоже Хение, а поскольку ее не застала, хотела бы узнать у соседей, не известно ли, когда она вернется. Я успела добавить, что являюсь матерью ее соседа с этой улицы, и тут же услышала:

– Госпожа Хение до конца недели не вернется. И дверь захлопнулась у меня перед носом.

Итак, моя «шерлокхолмовская» деятельность потерпела фиаско. Племянница жены старого поляка, на которую я рассчитывала, уехала, а госпожа Девриеен, если это она, не похожа на особу, которая охотно пускает в свой дом и легко заводит знакомства.

Злая и уставшая, вместо того чтобы идти домой, я решила зайти в школу за Крысем. До перерыва на второй завтрак оставалось еще прилично времени. Я стала прогуливаться взад-вперед поблизости от школьного здания, когда неожиданно подошел «мой» голландец.

Минорное настроение, должно быть, как-то отражалось на моей внешности, потому что почти сразу после приветствия он спросил:

– Вы плохо себя чувствуете?

Как же приятно было услышать эти слова! Кто-то обо мне заботится! Правда, в серых глазах не отразилось беспокойство, взгляд их был очень серьезный, сосредоточенный, как у добросовестного врача, который осматривает пациента.

– Если вы врач, то могу заверить вас, что я не гожусь в пациентки, чувствую себя абсолютно нормально. – И я выдавила из себя дружескую улыбку.

– Отсюда следует, что вы плохо себя чувствуете психически. Какие-нибудь проблемы?