В какой-то момент он отвернулся от Йохана и заметил, что я наблюдаю за ним. Он нахмурился и долго не отводил от меня взгляда, словно я тоже с чем-то ассоциировалась в его памяти и он пытался вспомнить – с чем. Я в замешательстве быстро повернулась в сторону его жены, пытаясь завязать с ней какую-нибудь беседу, но результат был такой, будто я пытаюсь делать это с мумией. Ее однозначные ответы ограничивались только «yes» и «no» – видимо, неприязнь к Войтеку распространялась также на меня. Хотя, возможно, это была естественная реакция на мои речи, так как я плела все что в голову взбредет.
В один момент на какое-то замечание Войтека Лиза рассмеялась заливисто и громко, что привлекло внимание ее мужа. Он прервал разговор с Петером. Лиза сразу вскочила и исчезла на кухне. Через некоторое время она вышла оттуда с большим подносом, на котором испускали пар тарелки с креветками и с какими-то приправами. Йохан составил в сторону коньячные рюмки и из пузатой большой бутылки разлил в другие рюмки традиционную голландскую можжевеловую настойку.
Вскоре я с удовлетворением отметила: бытующее у нас мнение о том, что западные европейцы не пьют так, как поляки, – миф. И Петер, и муж Лизы лакали их национальную настойку за милую душу. Возможно, только с той разницей, что лакали ее малыми глотками, но это в конечном счете не означало меньшего количества выпитого. И, должна признаться, это наблюдение немного подняло мое настроение, правда лишь в патриотическом смысле, но в том состоянии психологического стресса, в каком я пребывала, и это было хорошо.
Когда Йохан опять начал хвалить рационализм американцев, мой ребенок, который был в Штатах только один раз и то лишь каких-то три недели, не удержался и тоже высказал мнение об этой стране, ограничившись по привычке исключительно критикой.
– А как вам нравится Голландия? – неожиданно спросил меня Петер.
– Очень богатая страна, это сразу бросается в глаза. Но я еще мало видела Голландию…
– Мама пока побывала только в Амстердаме, – добавил Войтек.
Я одеревенела. И нужно же было ему это сказать! Но тут же подумала: в сущности, хорошо, что он сказал об этом, так как у меня самой не хватило бы смелости. Я превозмогла себя и посмотрела на Петера, затем сразу же перевела взгляд на мужа Лизы. Мне показалось, они оба смотрят на меня с заметным интересом.
– В Амстердаме есть хорошо сохранившиеся старые здания и великолепные музеи, – сказала я после минутного размышления. – Поражает также обилие иностранцев, особенно цветных.
– Те цветные не иностранцы, – выпалил мой ребенок.
– У нас с этим проблемы, – поспешил с объяснениями муж Лизы. – Большинство цветных из Индонезии, они обслуживают наше голландское население.
– Неприятно нести ответственность за последствия колониального грабежа? – Не только смысл, но и тон вопроса моего ребенка был откровенно язвительным.
– Замолчи! – прикрикнула я на него по-польски.
– И не подумаю! – заупрямился он, как будто не был моим ребенком, которого я имею право отчитать. – Так чванятся своей работоспособностью, порядком и богатством, а в сущности, моральные ничтожества.
Никто из этого диалога наверняка ничего не понял, но, судя по тону Войтека, каждый мог домыслить, что он сказал нечто оскорбительное. Во всяком случае Петер посмотрел на моего ребенка с ненавистью.
– В Амстердаме я наткнулась на парня, который пребывал в глубоком наркотическом трансе… – выпалила я, чтобы разрядить обстановку. – Он выглядел как живой труп. Таких наркоманов необходимо лечить принудительно.
– А собственно, зачем? – удивился Петер. – Если кто-то хочет употреблять морфий или героин, это его дело. Принудительное лечение – это ограничение свободы человека, каждый имеет право распоряжаться собой…
– Но употребление наркотиков можно сравнить с добровольным самоубийством, – быстро вставил реплику в эти разглагольствования Войтек. – Если бы вы увидели, что кто-то хочет совершить самоубийство, разве вы не попытались бы воспрепятствовать?
– Я не имел бы на это никакого права.
– Возможно, ваши правовые нормы не требуют такого вмешательства, но поведение человека не может опираться исключительно на параграфы, – возмутилась я. – Кроме них, и это самое важное, есть еще моральные нормы, в соответствии с которыми следует поступать.
– Правовые нормы – результат длительного опыта, накопленного человеческим обществом, их соблюдение необходимо для того, чтобы общество нормально функционировало.
– И общество с легким сердцем должно списывать наркоманов со счетов?
– Есть целые регионы в мире, – вступил в разговор муж Лизы, – где испокон веков употребляют наркотики. И что? Люди там не вымерли. В древней литературе сохранился образ китайца, курящего опиум. А сейчас каждый пятый в мире – китаец, – засмеялся он.