Остановившись возле киоска «Пресса», я купил несколько местных газет, специализирующихся на освещении криминальной жизни города. Последние годы темы насилия (да, пожалуй, извращенного секса) стали самыми модными и животрепещущими; откровения наемных убийц, маньяков и проституток становились библией подрастающего поколения и руководством к действию. О налете на «Миллениум» написали все, статьи были похожи друг на друга, как близнецы-братья, никаких сенсационных разоблачений и эксклюзивных интервью, взятых непосредственно у преступников, еще не пойманных милицией, — это часто встречалось раньше, а на деле оказывалось обычной уткой. Понятно, у Друзиной в городе огромная власть, наверняка поступил сигнал из Москвы, в результате журналисты уняли прыть и ограничились всего лишь констатацией фактов. Газеты я раздал на остановке торговкам семечками и воблой и, запомнив адрес редакции «Криминального чтива», располагающейся поблизости от места, где я находился, отправился туда.
Дом был одноэтажный, деревянный, подготовленный под снос, с фасада отслаивалась грязно-желтая краска, лишний раз напоминая о желтизне самого издания. Вход был со двора, и воняло здесь помоями. Узкий длинный коридор задыхался в табачном дыму. Чуть ли не на ощупь я нашел кабинет главного редактора. С входной двери свисали жалкие лохмотья глянцевого постера — что-то обнаженное, загорелое и пошлое. На стук никто не отзывался, хотя отчетливо слышалось тяжелое сопение и легкомысленное повизгивание. Я ударил в дверь сильнее, она, заскрипев, отворилась. Не ждали…
— Вы, случайно, не ошиблись адресом? — такими словами встретил меня пухлый мужчина лет тридцати, вспотевший, порозовевший, в расстегнутой до пупа рубашке, с закинутым за плечо пестрым галстуком. Редкие светлые волоски, слипшиеся от пота, образовывали на его лбу какой-то загадочный узор.
В кабинете он был не один, чем и объяснялось отсутствие всякой реакции на мой стук. Мелкая курносая и веснушчатая девчонка с ядовито-зеленым лаком на ногтях, который я поначалу принял за грязь, пыталась застегнуть молнию на мини-юбке. Однако вновь прибывший ее ничуть не смутил, девчонка подмигнула мне и начала истерично хохотать.
— Пардон! — воскликнул мужчина, едва не свалившись со стола, на котором сидел с ногами. — Вы, вероятно, наш брат журналист, ищущий работу?
— А вы — главный редактор?
— Угадали. Но у меня не приемный день.
— И все же вы приняли…
— Ах, это. — Мужчина щелкнул себя по шее и захохотал. — Я ценю юмор. И не прочь выпить. После работы. В хорошей компании.
Девчонка визгливо вторила ему. Шеф любил не только выпить. Живой человек, весельчак и настоящий демократ.
— Я ваш постоянный читатель, — представился я.
Мужчина на глазах поскучнел.
— А я-то думал…
— Что?
— Какая теперь разница? Просто один хмырь обещался прийти устраиваться на работу. Еще не въехали? С него причитается прописка — литр водки. Мы уже что было выпили, денег голяк.
«Как хорошо, что я сейчас не пью», — подумал я. Забылся омерзительный вкус похмелья наутро, тряска конечностей и внутренностей, суицидальный бред, поиски средств на новую дозу, которая никогда не становится последней. Тебя несет. Ты сходишь с ума. Ты собираешь тараканов, ловишь ручных белок и ждешь, когда за тобой придут… Некоторых забирает Она. Да, сейчас я не пью, но деньги с меня все равно трясут, агитируя, пропагандируя, лишний раз напоминая о лучшем излечении от мыслей и забот… И я не отказываю, даю в долг и без возврата. Я помню себя, свою былую нужду в заветном стакане. Когда-нибудь я не выдержу и сорвусь.
Я протянул им несколько купюр. Главный редактор тут же повеселел. Девчонка поцеловала меня в губы и умчалась за горючим.
— Какова, а? — сказал добродушный толстячок, важно усаживаясь за свой обшарпанный стол, на котором, правда, красовался новенький компьютер. — Всего пятнадцать годков, а уже ведет рубрику «На обочине. Откровения рисковой шлюхи». Полная натура. Подсаживается ко всяким дальнобойщикам, браткам, черным, катается с ними, а потом делает классные репортажи. Приврет, бывало, для красного словца — это не возбраняется. С грамотностью, правда, туговато, порой в слове по три ошибки делает. В школе плохо учат. Но у нас корректора хорошие. Вам вообще наш стиль как?
Откровенное хамство с обилием орфографических, грамматических и стилистических ошибок вряд ли отвечало понятию стиля. Однако я не стал демонстрировать свои в общем-то скудные филологические познания, а прибегнул к вполне оправданной лести, заверив главного редактора, что я от их опусов без ума. Он разрумянился еще больше.
— Вот только, — продолжил я, — последний материал был не шибко интересный. Такой сюжет, а вы подкачали.