Пожинатель горя

— Вы это прекрасно знаете. И учтите, я не собираюсь становиться его очередной жертвой.

Женщина обреченно отступила в сторону.

— Ищите, — повела она полными широкими плечами.

Только сейчас какая-то мстительная победная искорка коротнула в ее взгляде и сразу угасла. Я шагнул в квартиру. Розы в высоких напольных вазах казались искусственными и не благоухали, пахло аптекой — нашатырем, валерианкой, корвалолом, эфирными маслами. И пугающая тишина…

Я не вытирал ноги, не снимал обуви и верхней одежды, мне не до вежливости и прочих интеллигентских штучек, когда охотник в любой момент может превратиться в дичь. Вот из этих дверей, резных, выполненных по спецзаказу, в прошлый раз возник Владислав Ланенский. Я распахиваю их и тут же отодвигаюсь в сторону. Это не просто зал, в который рядовой обыватель набивает все самое лучшее, где принимает гостей, где после напряженного рабочего дня отдыхает в кресле перед телевизором. Зал оборудован под домашний кинотеатр. Здесь угловые диваны и глубокие кресла, на полу — тигровая шкура, набитая соломой мертвая звериная голова скалит злобную зубастую пасть. По логике, кроме традиционных спален, гардеробных, санузлов и кладовок мне предстоит осмотреть и бильярдную комнату, и библиотеку, и шикарную гостиную с подиумом для выступления заезжих столичных знаменитостей. Я отдернул тяжелую штору на окне, но и за ней никто не прятался.

Двигаюсь дальше. Двери рывком на себя, пистолет наготове. Огромный, во всю стену, аквариум, умиротворяющая зеленоватая вода, в которой среди декоративных водорослей, ракушек и камешков скользят золотистые и ярко-огненные рыбки. Прямо в центре помещения журчит мини-фонтан с подсветкой, хрустальные капли, разбиваясь, оставляют на водной глади легкую изумрудную рябь. И все так же оборудовано для отдыха, забытья, сладостной дремы. Салатного цвета диванчик, кресла, журнальный столик.

Затылком я чувствовал присутствие хозяйки, молчаливым гидом сопровождающей меня по своим апартаментам. Она беспрекословно терпела общество незваного гостя и ничем не выказывала волнения. Неужели я промахнулся и его здесь нет?

И вдруг из глубины квартиры до меня донесся какой-то неясный звук. Я так и не понял, что это было, но сразу ощутил присутствие кого-то третьего. Повернулся к Алевтине Семеновне:

— Он там?

Она смотрела на меня отсутствующим взглядом, как на пустое место. Не дожидаясь ответа, я устремился по коридору. Одна из дверей стала медленно и бесшумно открываться. Однако для меня это уже не было неожиданностью. Прижавшись к стене, я произнес:

— Ланенский, без глупостей, иначе буду стрелять.

Секунды обернулись вечностью. В проеме показалась Наталья Семеновна, тоже в траурном платье и черной косынке. Она так же не обратила внимания на мой воинственный вид и вообще, казалось, игнорировала мое присутствие, обращаясь к сестре:

— Аля, что все это значит, что он себе позволяет?

— Не волнуйся, Наташа, ничего страшного не произошло, — успокоила Друзина.

— Ну я же вижу, — проговорила Фирсова, и в ее глазах, увеличенных мощными диоптриями, зародился болезненный упрек. — Вы всё делаете по-своему, никогда не слушаете меня. Зачем ты впустила его, зачем поощряешь его хамские выходки? Да, ты богата, думаешь, что самостоятельна, что вправе пренебрегать моими советами. Но разве жизнь еще не научила тебя? Разве ты мало страдала от людской подлости? Я вам всем хотела только хорошего: и тебе, и Кристине, и Владимиру. Они не послушались, нарушили божественные заповеди: она оказалась гордячкой, он прелюбодеем. Они погубили себя. Попомни мои слова, Аля, погубишь себя и ты.

Я еще ни разу не видел Наталью Семеновну такой. Обошлось без слезных вздохов, причитаний и страдальческого заламывания рук. С сухонькой пожилой женщиной творилось нечто невообразимое. Сбросив привычную маску немощности, вдова с истеричным надрывом принялась выкрикивать гневные обличающие слова:

— Да, я много могу сказать и тебе, и этому человеку! Действительно, что стесняться его, мы уже посвятили его во все наши семейные тайны. Я знаю, ты благородна, не будешь затыкать мне рот деньгами, которые так щедро платила нам с мужем все это время. И за воспитание Кристины, чтобы она ни в чем не нуждалась, и за работу в «Миллениуме». Но эти деньги для меня стали самым большим злом. Я не сумела привыкнуть к ним, воспринимать свой достаток спокойно. Со стороны могло показаться, что я не в меру расчетлива и жадна. Володя ушел от меня, перечеркнув все то, что было. Ему показалось, что жить в нищете честнее. А Кристина… Она всю жизнь презирала меня за эту самую расчетливость и бережливость. Еще бы… Росла на всем готовеньком, ни в чем не знала отказа. Живя так, очень легко питать неприязнь и к деньгам, и к тем, для кого они что-то значат. Она не голодала, не мыкалась по гарнизонам, не знала цену трудовой копейке. Это для тебя, Аля, она была светом в окошке, я-то вполне изведала ее мерзкий характер.

Наталью Семеновну лихорадило, она держалась из последних сил.