Пожирающая Серость

Она повернулась, приготовившись бежать, но не успела сделать шаг, как в воздухе взорвалась какофония звуков; насыщенный, жуткий звон тысячи колокольчиков. И когда Вайолет отшатнулась, шокированная внезапным резким шумом, мир наполнился круговоротом коричневого, зеленого и голубого. Повсюду вокруг нее росли роскошные, здоровые каштановые дубы, их ветви гнулись под листьями, оранжевыми по краям. Над головой маячили знакомые три шпиля дома Сондерсов, подсвеченные сзади слабым розоватым светом зари.

Первым делом Вайолет хорошенько проревелась: наружу вырывались громкие всхлипы облегчения, а легкие полностью наполнялись воздухом. Может, она ходила во сне, и все это было просто кошмаром. Труп, деревья, Роузи – это не могло случиться по-настоящему.

Но когда Вайолет посмотрела на свою левую руку, то увидела, что между пальцами осталась зажата серая веточка.

* * *

На рассвете залаяли готорнские мастифы. Генри и Брут были слишком хорошо обучены для того, чтобы лаять без причины. А мать Джастина прошлой ночью отправилась патрулировать город.

Джастин сбежал по ступенькам, забыв рюкзак на кровати, и дернул входную дверь, когда с той стороны ручку повернула Августа Готорн. Ее скулы были расцвечены синяками, костяшки – содранными. Медальон основателей в значке шерифа покрывала грязь. Но что по-настоящему было страшно, так это неприкрытая паника. Ведь Августа никогда не показывала страха, как Мэй никогда не признавала своих ошибок.

– Что случилось? – сипло спросил Джастин. Собаки за ними скорбно завыли.

Лицо матери напряглось:

– Комната для чтения. Живо. Я приведу твою сестру.

Она исчезла прежде, чем он успел что-либо сказать. Или напомнить, что сегодня будний день, хотя мысль о школе исчезла, когда открылась дверь.

Была только одна причина, по которой Августа Готорн приглашала детей в комнату для чтения. Она хотела узнать будущее.

Мэй с Августой ждали его за исцарапанным деревянным столиком – единственной мебелью в комнате, древнейшим предметом на участке Готорнов, не считая дерева, которому они обязаны своей фамилией. Джастин скользнул на свое обычное место напротив окна, нечеткие очертания ветвей прижимались к стене дома.

– Вы готовы? – спросила Августа.

Над ее головой висел портрет Хэтти Готорн, одной из основателей Четверки Дорог и их родоначальницы. Ее лицо свидетельствовало о преемственности генофонда Готорнов – очевидная, белокурая, суровая привлекательность, приправленная улыбкой, которая на деле являлась хорошо замаскированной ухмылкой. Хэтти сама его нарисовала, как и колоду Предзнаменований полтора века назад. Джастин был практически уверен, что однажды видел, как Хэтти с портрета заправила выбившуюся прядь за ухо.

– Я могу погадать тебе, но сначала хочу получить объяснения. Это облегчит мне задачу.

Единственное, что выдавало Мэй, была легкая дрожь пальцев, когда она взяла в руку колоду Предзнаменований. Не каждый Готорн умел предсказывать будущее, но их сила была связана с прогнозированием и влиянием на корни и ветви, которые объединяли город. Как Карлайлы работали с камнем, а Салливаны могли вредить или исцелять одним касанием. Каждая семья защищала Четверку Дорог по-своему.

Во всяком случае, должны были. В последнее время Джастин начал сомневаться, защищают ли они вообще город.

Августа вздохнула, но покорно кивнула:

– Сегодня ранним утром мне сообщили, что на границе беспорядки. Я была настроена скептически, но решила проверить. Мой помощник оказался прав, но мы не были готовы к последствиям.

– Последствиям? – не выдержал Джастин.

И снова он; проблеск страха на лице матери, хотя речь оставалась спокойной.

– Офицер Андерс мертв.

Комната для чтения потеряла четкость, а внутри Джастина все похолодело от внезапно нахлынувшего, ошеломляющего чувства вины. Еще на прошлой неделе Андерс просил его быть осторожнее. Джастин подумал о широких плечах мужчины, закручивающихся усах, кобуре на поясе. Пистолет никак бы его не спас. Но если бы Джастин обладал силами, возможно, он смог бы помочь.

День ритуала навсегда запечатлелся в его памяти. Как горела его ладонь, когда он провел по ней ножом, как прижимал ее к центру боярышника, как кровь стекала по коре.

Как он ждал. Как проходила каждая мучительная секунда, и он отчаянно надеялся, что что-то произойдет, а Мэй и мать встревоженно переминались с ноги на ногу. И наконец Джастин ощутил, что дерево ожило; услышал его чудесное, глубокое сердцебиение. Но то не преклонилось в знак подчинения, как ожидалось. Вместо этого по нему поползла тусклость. Воздух разверзнулся, и вокруг Джастина возникла Серость – статичное небо, темные пульсирующие деревья, – и тогда юноша почувствовал себя очень маленьким и невыносимо беспомощным.