Пожиратель

На мгновение. Голова Пожирателя склоняется набок, оказывается в сантиметре от ее лица, рот скалится, Алиса кричит. Потом придает крику смысл: потому что вспомнила.

— Если я не верю в тебя, ты не видишь меня!

Брр! Опять каменный, опять неподвижный, опять ненастоящий.

Алиса поворачивается к картине. Картина — это лоно, дверь, дом отца. Картина — это пища, убежище, альфа и омега всего, первопричина. Пуповина, которую надо обрезать.

Все ясно. Алиса идет вперед, с силой сжимая палку Стефано в руках.

«Палка против палки», — думает Алиса, размахивая ею в воздухе.

— Сразимся на равных! — И она кидает палку в картину, разрывая холст.

Тяжелые, беременные тучи мочатся черным. Алиса принуждает их к аборту. Реки ненависти, реки густых липких нечистот. Пожирателя не засасывает в них, нет теперь никакого убежища. Пожиратель просто тает, растворяется, превращается в амальгаму, пятно свинцового цвета, растекающееся по полу. Пожиратель — это пятно. Ничем другим он и не был никогда, пятновздутие в душе Дэнни.

В комнате кончается дождь. Нет смрада, нет холода. Одно мрачное убожество, при виде которого хочется плакать. Алиса чувствует, что у нее трясутся ноги, подгибаются, ладони и колени на полу. Слезы приходят после, через пару минут. Потом — позыв к рвоте.

Алиса не знает, что она сделала. Догадывается. Женщина и девочка размахивала палкой. Могучая сюрреалистическая сила бурлит в ее венах, и она не сопротивляется. Она предоставила ей свободу. И выиграла. Странная волна догадки против замков кошмара и страха.

Рукавом куртки вытирает рвоту с губ. И только одна мысль — Стефано.

* * *

В нос и в рот Стефано вставлены трубки.

Алисе они напоминают змей, которые ползают внутри него.

Стефано спит. Не в коме, обычная черепно-мозговая травма тяжелой степени. Душевный надлом на полном ходу. Железное сердце продолжает качать. Она сжимает Стефано руку. Она отдала бы ему свою кровь. Она хочет поговорить с ним, она должна поговорить с ним. Умирает от желания заняться с ним любовью.

— Синьорина… — У санитара усталое лицо, запавшие глаза. — К сожалению, вынужден попросить вас уйти, время свидания закончено.

Алиса встает со стула, обозначает улыбку. И не уверена, что у нее хорошо получилось. Наклоняется к Стефано, целует его в лоб. Влажные губы надавливают чуть сильнее, чем надо, — она хочет, чтобы этот поцелуй встряхнул его. До основания.

Стефано спит.

Санитар стоит над душой, и Алиса уходит.

Она должна сделать кое-что, обязательно.

* * *

Палата номер двадцать семь. Через несколько часов его оденут. Пьетро будет спать дома сегодня ночью. Не то чтобы его это волновало, потому что дома, как и в палате, у потолка четыре угла.

Алиса садится на край постели. Никакой реакции.

Алиса делает паузу. Надо все обдумать.

Но она думает о детях. Разум касается той же раны. Открытой.

— Почему дети? — Чувствует, как сжимается челюсть, слезы давят на сухие глаза. — Почему именно дети?

Она видит лицо каждого. Первое — Лукреции. Первая всегда Лукреция. Последний — не Марко Пулацци, последний у нее — Дарио. Лезвие начинает резать с Лукреции и заканчивает Дарио. Внутри никогда не заживет. Внутри путаются заразные вопросы.

— Потому что дети не отличают сон от яви.

Боль. Соль решительно подступает к глазам, льются слезы. Ей кажется, она слышит рассуждения Стефано, представляя, как он приводит ей тысячи прекрасных доводов, чтобы земля не обвалилась у них под ногами.

— Да ладно, ты что, веришь в спиритизм, в эктоплазму, в материализацию, черт, Алиса, в полтергейст?! В телекинез?!

Но это не так… Алиса знает.

Чтобы избежать безумия, придумывают разные наименования. Люди придумывают их, чтобы одеть призраков. Когда что-то не возвращается, говорят о телекинезе, НЛО, паранормальных явлениях.

Алиса, однако, уверена, что все это не имеет значения. Названия, и только. Что действительно важно, так это тайны разума.

Дэнни потерял контроль.

Дэнни был только ребенком.

Алиса думала о тысячах противоречий, живших в нем. Об инструментах, которыми он располагал, чтобы заставить их вступить в диалог. Думала о царстве Вавилонском в голове Дэнни.

У него не было инструментов.

В возрасте меньше восьми лет он обладал превосходным умом. И его фантазия — единственное спасение для терпящего бедствие ребенка.

Дрожь. Гнет бесконечности. Алиса чувствует его, он раздирает ей вены.

Конечно, все, о чем она размышляла, абсурдно. Нет, скорее, тягостно. Под этим непомерным гнетом место есть только вопросам. Но не ответам.

Все, что ей предложили, — место в первом ряду, чтобы самой наблюдать за неизбежными трещинами, раскалывающими повседневность. Алиса смотрит на эту ослепительную пустоту, проваливается в нее.

Найтись и потеряться в бесконечности — приблизительно одно и то же.

— Пьетро…

И она рассказывает ему. Во всех подробностях рассказывает ему о том, что она видела, что она сделала, о том, что случилось. Рассказывает ему о себе, о том времени, когда ей было семь лет, и о своей красивой подружке с большими голубыми глазами. Рассказывает ему о реке, о холоде, о доме.