Чувство было действительно потрясающим. Вот только то, за счёт чего я мог его испытывать, доказывало, что я окончательно и бесповоротно превратился из человека со способностями поглотителя в поглотителя с разумом человека.
Вот только страдать и прокрастинировать по это поводу я не мог. Потому что, пока шли мои превращения, огромный червь, видимо пройдя всё воронье гнездо до конца и уже не найдя, чем полакомиться, решил отправиться дальше.
Как и обсуждали мы с Ма’Ауро, он начал изгибаться, роя тоннель уже не вверх, а вбок. И хотя было довольно неплохо то, что каменная крошка теперь не падала на голову, из-под слоя камешков у меня под ногами начала просачиваться, шипя и дымясь, едкая кислота.
Если я теперь не придумаю, как выбраться из Шай-Хулуда, в ближайшем будущем нас с Рахирой будет ждать участь, постигшая Ма’Ауро в моём собственном желудке.
Глава 33
Логика у того, что я сделал дальше, была проста. С Ма’Ауро мы уже обсуждали, что глотка червя должна была иметь какой-то клапан. Он ведь мог рыть землю в том числе и вертикально вниз и, если бы такого клапана не было, весь его желудочный сок просто вылился бы наружу.
А значит, если я смогу как-то подняться до этого самого клапана, то с большой вероятностью получится избежать кислоты. Благо, моё тело было достаточно сильно, чтобы, даже с Рахирой на плечах и даже против непрестанного потока камней подпрыгнуть на тот самый десяток метров, отделявший нас от глотки червя.
Раньше это было бы бесполезно. Ширина пищевода червя была больше трёх с лишним метров и я бы банально не смог там удержаться. Теперь же, когда я стал выше Рахиры, мне удалось, раскинув в нужный момент руки, упереться в стенки пищевода, встав враспор. И теперь уже было не важно, что мои когти до сих пор не могли оставить на поверхности этих стенок ничего кроме неглубоких царапин.
Рахира так и осталась лежать у меня на спине. Стянув ставшее слишком маленьким пальто, я порвал его на широкие ремни и примотал ими воительницу к себе. Ей приходилось принимать на себя процентов семьдесят каменного дождя, но тут уж я не мог ничего поделать. Тем более что для могучего тела Рахиры это мало чем отличалось от обычного дождя из воды.
Руби, лишившаяся последнего прикрытия от падающих камней, недовольно шипя, вцепилась в волосы у меня на груди, спрятав голову под моим подбородком. Благо, из-за того, что я вновь стал больше, «навес» для малютки тоже вырос.
В таком, мягко говоря неудобном положении я завис почти на минуту. Запоздало пришло понимание, что мы с Ма’Ауро могли бы попытаться как-то скооперироваться. Сделать то же самое, что я сделал сейчас, но использовав длину рук нас обоих.
Теоретически этого могло оказаться достаточно и тогда получалось, что я зря убил хорошего парня. На самом деле, если бы мы подождали и понаблюдали за ситуацией, то, вполне вероятно, смогли бы найти и другие способы выбраться.
Однако уже с того момента, как попросил его помочь, я принял для себя вероятность подобного исхода. И не собирался заниматься самообманом, повторяя: «Другого выхода не было!» или «Своей жертвой он спас нас!»
Нет, конечно. Выходы наверняка были. И дело было даже не в том, что мне было лень их искать.
Да, с куда большей охотой и куда меньшими сомнениями я сожрал бы героя из фракции третьего Стража. И да, отчасти мне было жаль Ма’Ауро, он был действительно хорошим парнем и в потенциале даже мог стать моим другом.
Вот только если я буду думать обо всём этом каждый раз, когда будет необходимо принять какое-то жёсткое или сомнительное решение, до своей цели я вряд ли когда-нибудь дойду, и скорее всего сдохну уже через месяц.
И такой взгляд на вещи не пришёл ко мне только что. Профессиональный спорт тоже был очень жестокой и конкурентной средой и многие идеи, которыми пользовался сейчас, я впервые подумал ещё давным-давно на Земле.
Я определённо был против подлостей. Подсыпать своему будущему сопернику слабительного перед состязанием или «случайно» на тренировке повредить ему связку — это низость, уничтожающая в первую очередь тебя самого.
Но даже когда я встречался на ринге со своими лучшими друзьями, с которыми вместе мы прошли через самое разное дерьмо и в обычной жизни были готовы друг за друга рвать жилы, ни о каких поблажках и несерьёзностях не могло идти и речи.
Тех идиотов, кто перед боем говорил что-нибудь вроде: «Не будем по-серьёзке, Тим, мы ведь всё-таки друзья», — я гасил едва ли не жёстче, чем остальных. Потому что на ринге не может быть друзей. Вне ринга — пожалуйста. Но в бою ты сам за себя и никак иначе.
Из-за этого не раз после боёв я лишался довольно хороших приятелей, которые, очухиваясь после нокаута, обижались и заявляли: «А я думал, что ты нормальный».
Но это были не мои проблемы, а их. С теми, кто не разделял мои убеждения, или хотя бы теми, кто не уважал их, не было смысла дальше общаться. И, попав в этот мир, где всё моё существование походило на один бесконечный бой с очень редкими передышками, я лишь укрепил эти свои убеждения, иначе было невозможно выжить.