Пожиратель Душ

Вот и теперь, понимая, что ему хотят помочь, Волк позволил своей бесхвостой сестре отрубить ему большим каменным когтем кончик хвоста, где коренилась та нечистота. Вот почему он так по-настоящему и не укусил Большого Брата за переднюю лапу. Потому что эти бесхвостые ему помогали.

Но теперь самое страшное было позади, и Большая Сестра, задыхаясь, бессильно прислонилась к стене Логова, а Большой Бесхвостый сел, уронил голову на передние лапы и весь затрясся.

Волк подошел и понюхал кусок своего хвоста, лежавший на камнях. Этот кусок хвоста тоже когда-то был им, Волком, но теперь превратился просто в кусок испорченного мяса, которое и есть-то не стоит. Затем он подошел к Большому Брату и стал тыкаться носом ему под подбородок – так он просил прощения за свое злобное рычание и гневные взгляды. И Большой Брат вдруг издал какой-то странный звук, словно захлебнулся, обхватил Волка передними лапами и зарылся носом в шерсть у него на загривке.

А потом все сразу стало почти хорошо. Большая Сестра дала Волку еще ягод брусники и несколько потрясающе вкусных кусков жира той странной то ли рыбы, то ли собаки, потому что тявкают эти звери в точности как собаки. И Волк уже начинал чувствовать, как стремительно к нему возвращаются силы. А Большой Брат все сидел с ним рядом и почесывал его за ухом. Большая Сестра тем временем возилась с хвостом Волка, а потом окунула конец его хвоста, укушенный каменным когтем, в какую-то жидкую грязь, которая приятно пахла медом и мокрыми папоротниками, и Волк позволил ей это сделать, понимая, что она хочет, чтоб ему стало лучше.

И Волк спокойно положил морду на лапы и закрыл глаза, наслаждаясь лаской Большого Брата и благотворным воздействием той чудесной прохладной грязи, которой обмазала ему хвост Сестра: эта замечательная грязь быстро прогоняла из тела Волка остатки той противной нечистоты.

Волк действительно поправлялся прямо-таки на глазах – это и удивляло Ренн, и заставляло ее гордиться собственными целительскими умениями.

Уже и шерсть Волка стала вроде бы более гладкой и блестящей, и нос перестал быть тусклым и горячим. А рана на кончике хвоста, ставшего теперь короче примерно на длину большого пальца, пахла чистотой и свежестью. Как ни странно, Волк даже позволил Ренн смазать эту рану целебной мазью из сока ольхи и цветов таволги, смешанных с жеваным тюленьим жиром. А потом она перевязала ему хвост, прикрыв рану кусочком плетеной коры, и он даже почти не пытался содрать эту повязку и съесть ее.

Зато Торак даже смотреть на все это не мог; он даже на рану Волка ни разу не взглянул, – казалось, ему было даже больнее, чем самому Волку.

– Ты не расстраивайся. Ему действительно гораздо лучше. – Ренн все старалась его приободрить. – Волки вообще, по-моему, выздоравливают гораздо быстрее, чем люди. Помнишь, как прошлой осенью, в месяц Ревущих Оленей, он отправился за черникой и порвал себе ухо? А через три дня на этом ухе даже следа не осталось!

– Да, верно, я и позабыл совсем. – Торак заставил себя улыбнуться. – Похоже, ему здорово твоя мазь помогает.

– Ты знаешь, он прямо-таки с каждой минутой сильнее становится, – сказала Ренн, завязывая свой мешочек с целебными травами. – И по-моему, нам бы надо уже…

Над головой у них прошуршала крыльями летучая мышь – они тут же умолкли и прислушались.

Но больше ничего не произошло.

Три раза за тот день – за тот странный день, проведенный под землей, который больше напоминал ночь, – Торак ходил в каменный лес и крал там очередной факел, а заодно проверял, не очнулись ли от своего транса Пожиратели Душ. Пока они спали, но вряд ли можно было ожидать, что их сон продлится еще одни сутки.

– Нам бы надо вытащить Волка из этой ямы, – сказала Ренн. – Можно попробовать сделать петлю из поясов и с ее помощью попытаться его поднять. Если, конечно, он нам это позволит…

– Он нам теперь все позволит. Так ты говорила, что Тиацци закрыл выход из пещеры?

– Да. Но теперь нам, может быть, удастся сдвинуть эту плиту?

– Придется постараться. Это ведь единственный путь наружу.

– Нет, не единственный. – Ренн помолчала, а потом все-таки рассказала Тораку о норе каменной куницы.

Ее даже немного удивило то, что Торак не стал выспрашивать у нее никаких подробностей, не стал упрекать ее, почему она раньше не рассказала ему об этой норе. Он вообще не выказал никакой заинтересованности, скорее уж он выглядел расстроенным. Интересно, думала Ренн, тревожится ли он насчет того, что давно уже беспокоило?

Она видела: он явно что-то обдумывает, все глубже зарываясь носом в шерсть у Волка на загривке. Волк, скосив глаза и поставив одно ухо торчком, посмотрел на Торака, и между ними начался один из тех безмолвных разговоров, во время которых Ренн всегда невольно чувствовала себя лишней. Но теперь это ее ничуть не обижало – напротив, она была очень рада, что Торак вновь обрел своего дорогого четвероногого брата.

– Кровь девяти Охотников… – вдруг медленно пробормотал Торак. – Это им нужно, чтобы защитить себя от злых духов, верно? То есть когда они эту Дверь откроют…

Ренн кивнула.