И без того дрожа от страха, я вконец упал духом. Я вглядывался в заросли, и тут меня осенило. Вернувшись к костру, я взвалил безвольное тело Уэстерли на закорки и устремился к поляне, где росло Красное древо. Задыхаясь и на каждом шагу спотыкаясь, я упорно пробирался вперед…
А выйдя из леса, увидел Бэбкока, стоявшего перед древом с ружьем на изготовку. Карни уже протянул руки, чтобы толкнуть тщедушного этнолога в спину, в то время как алые щупальца хищно простирались им навстречу. Я оказался прав: в сознании Карни уже не было ничего человеческого. Его поработило Красное древо.
Я закричал; Бэбкок обернулся и упал на колени. Карни, споткнувшись об этнолога, перекувырнулся и угодил в кишащие щупальца, которые тотчас же, змеясь, прянули назад. Моя догадка подтвердилась: древо уже забрало у Карни все, чем только могло поживиться. Оно алкало новых жертв.
На лице Бэбкока отразилось сильнейшее потрясение. Он взвился на ноги и попятился, а я, согнувшись в три погибели под тяжестью Уэстерли, наоборот, что есть мочи рванулся вперед. Проводник, очнувшись, стал вырываться, и мы оба повалились на землю. Не теряя надежды, я со всей силы покатился вместе с Уэстерли к извивающимся щупальцам.
– Вэйл!.. Что ты делаешь?! Оно и тебя подчинило?
Я прекрасно понимал, что со стороны все выглядит так, будто мой разум порабощен и я действую по указке Красного древа. Но некогда было объясняться с Бэбкоком: Уэстерли дрался как раненый лев.
Сцепившись, мы катились прямо под змеящиеся щупальца. В следующее мгновение они сомкнулись вокруг нас и подняли в воздух. Лес перед глазами закружился. Щупальца, на удивление нежно сдавливая мое тело, погрузили меня в темноту полого ствола.
Ни я, ни Уэстерли не противились воле древа. Что-то покинуло мой мозг, но в следующий миг образовавшаяся пустота незамедлительно заполнилась. Я испытал экстаз, чуждый плоти смертного. Экстаз, чья природа была ведома только этому нечестивому древу, росшему в долине с тех незапамятных времен, когда она еще звалась Эдемским садом…
В мое сознание хлынул темный поток. Он бурлил и клокотал, пока не подхватил меня, точно щепку, и не закружил в стремительном водовороте.
Внезапно меня пронизала чудовищная боль. Последовала беззвучная ослепительная вспышка, я взмыл в воздух, а затем гулко грянулся оземь и потерял сознание.
Вскоре я очнулся. Размежив веки, увидел Бэбкока, пытающегося влить мне в рот бренди. Я поперхнулся, а прокашлявшись, сумел сесть.
Поляна изменилась. Красное древо по-прежнему стояло в ее центре, но никаких признаков жизни не подавало.
Оно больше не испускало флюидов пагубы. Вся злоба, которой был напоен воздух, исчезла без следа. Щупальца повисли безжизненными плетьми, выцвели, превратясь из алых в желтые.
Я огляделся: Бэбкок, Карни, Уэстерли и Гюнтер – все здесь. Этнолог стоял передо мной на коленях и с тревогой вглядывался в лицо.
– Что это было?.. Хотя, что бы это ни было, оно сработало! Гюнтер, кстати, в порядке. Как и Карни…
– Древо издохло, – сказал Карни, дрожа всем телом. – Когда оно тебя выплюнуло, в голове у меня стало невероятно легко. До того мгновения я даже не понимал, в каких мощных тисках находится мое сознание.
Я уловил в голосе Карни беспокойную нотку. Неужели он подозревает меня в одержимости?..
– Древо уже гниет, – констатировал Бэбкок. – Черт возьми, Вэйл! Как тебе это удалось?
– Внезапная догадка, – хлебнув бренди, ответил я и глянул на Уэстерли, который по-прежнему лежал без чувств. – Бедняга напрочь съехал с катушек. Может, было бы лучше, если бы он так и не…
– Что погубило древо? – перебил меня Гюнтер. – Мне оно казалось совершенно неуязвимым.
– Все-таки была у него ахиллесова пята, – возразил я. – Слова Карни натолкнули меня на одну мысль. Помните, он сказал, что древо – венец эволюции? Что его высокоорганизованное, исключительно тонкое и чувствительное сознание питается содержимым мозгов живых существ? Вот на это я и сделал ставку. Тварь получила сильнейшее психическое потрясение и не смогла его пережить. Она привыкла опустошать мозги диких животных либо разумных людей вроде нас. Разум спятившего Уэстерли оказался для нее сущим ядом.
Все молчали, поэтому я продолжил:
– Растения не имеют обыкновения сходить с ума. Но это совсем не простое растение. Мало того что в ходе эволюции древо обзавелось разумом, оно еще и развило этот разум до невероятной степени. Но, как мы знаем, все чрезвычайно развитое очень хрупко. В основе моей догадки лежат основы психологии. Я предположил, что если древо высосет сознание обезумевшего Уэстерли, то слишком сложно организованная центральная нервная система тут же разрушится. Представьте себе машину, собранную из стеклянных деталей. Что будет, если в ее движущиеся шестерни сунуть гаечный ключ? Или насыпать абразивного порошка?
– Ты очень сильно рисковал, – заметил Бэбкок.
– Еще бы! Но ведь не было другого выхода. Самое главное, что план сработал.
На это никто ничего не сказал.
Я еще хлебнул бренди и ухмыльнулся: