По небу плыли облака. День был жаркий, как турецкая баня; летом такая погода превращает Манхэттен в предместье ада, поэтому по Кони-Айленду гуляли толпы. Толстые, неуклюжие женщины выгуливали своих отпрысков, а те жадно поглощали мороженое, маринованные огурчики, сухарики, хот-доги и прочие вкусности. Мускулистые парни и худенькие девушки, разгоряченные и потные, здесь оказались ради глотка воздуха, едва ли менее душного, чем на Манхэттене.
Атлантический океан так и манил Тима Вандерхофа.
С остекленевшим взглядом он направился к ближайшему пирсу. Крохотный червячок здравого рассудка бил тревогу, но Вандерхоф не мог взять себя в руки. Утратив последние крупицы индивидуальности и воли, он шагал навстречу смерти…
«Пошел бы ты да утопился».
Взгляд Вандерхофа был прикован к грязно-серой воде за пирсом. Никто из толпы, будь то мужчина, женщина или ребенок, не замечал этой трагедии. Тим пытался позвать на помощь – с его губ не слетело ни звука.
Вдруг толпа бросилась бежать. Занимался дождь, его редкие капли вмиг превратились в мощные струи. Серые тучи давно грозили ливнем – и исполнили свою угрозу. Люди ринулись к ближайшим укрытиям, держа над головой газету.
Замешкавшись на краю пирса, Вандерхоф вдруг ощутил, что его тянет назад. Какой-то странный магнетизм заставлял его отступать неверными шагами. Он обернулся, проделал обратный путь по пирсу, затем побежал вместе со всеми. В мозгу уже не гремел голос Уокера, требуя покончить с собой. Вместо него звучал настойчивый шепот: «Беги! Беги!»
Сотни мужчин, женщин и детей пытались спрятаться от ливня. Человек-хамелеон просто не мог противиться столь массовому «переселению народов». Казалось, его вместе с другими людьми уносит волна. Он старался перебороть эту тягу – разумеется, зря. Дождь плескал ему в лицо.
Это было похоже на бег во сне, бессознательный и бесконтрольный. Незримая сила словно тянула Вандерхофа подальше от пирса. На набережную и вдоль нее, в гущу толпы. Когда та принялась рассеиваться по укрытиям, беднягу замотало туда-сюда, как лист на ветру. Группа людей метнулась за прилавок с хот-догами – Вандерхоф бросился туда же. Но тут мимо пронеслась вторая группа, побольше, и он, совершенно беспомощный, сменил курс.
Эта группа вошла в луна-парк. Вандерхоф не мог не последовать ее примеру.
Здесь людской водоворот закружил его и наконец оставил, обмякшего и потного, в почти безлюдном зале игровых автоматов. И Тим снова начал соображать. Чуть ли не бездыханный, мокрый до нитки, он прятался за будкой с надписью «Парижская ночь, только для мужчин» и недоумевал: что же с ним, черт возьми, происходит?
Он попытался собрать мысли в кучу. Как назвал его Уокер? Человек-хамелеон. Много лет Тим умело подстраивался под чужие характеры, но теперь, трансформировавшись окончательно, он и вовсе способен перенять черты любого человека, оказавшегося в поле зрения.
На самом деле все обстояло куда хуже, только Вандерхоф этого еще не знал.
Единственное логичное решение – держаться подальше от людей. Ведь человек без собственной личности нет-нет да и поддастся влиянию извне. Вандерхоф высунулся из-за будки, мрачно посмотрел на толстячка с белоснежными бакенбардами, который стоял у входа в зал, безмятежно глядя в никуда. «Какой он благостный, – подумал Тим. – Наверняка его ничто не тревожит. Хотелось бы мне стать таким же…»
Звук шагов заставил Вандерхофа вздрогнуть, но еще сильнее он вздрогнул, получив удар по голове, да такой, что звезды брызнули из глаз. Его била зонтиком настоящая великанша!
– Что вы себе позволяете? – пролепетал он.
– Жалкий червяк! – взревела великанша. – Я же тебе приказала держаться подальше от этого… пип-шоу!
Вандерхоф, вконец растерявшись, потянулся к ушибу, но на полпути его пальцы увязли в чем-то, похожем на пучок вареных макарон. Он ощупал свое лицо: бакенбарды! Точно такие же, как у того толстячка!
Разъяренная амазонка на мгновение отвернулась, чтобы окинуть будку испепеляющим взглядом, и Тим Вандерхоф поймал свое отражение в ближайшем зеркале. Только теперь он имел мало сходства с Тимом Вандерхофом. Вместо себя он видел кругленького коротышку с седыми бакенбардами.
Вандерхоф изумленно взвизгнул и мигом принял свой прежний вид.
– О боже! – слабо пробормотал он. – Я точно сплю.
– Что? – развернулась к нему амазонка с зонтиком наперевес.
У нее округлились глаза. Черт возьми, как удалось ее мужу улизнуть, оставив вместо себя совершенно незнакомого человека? Вандерхоф попятился от нее, опасливо поглядывая на зонтик.
Тут великанша заметила толстячка на входе, развернулась и вразвалку зашагала к нему. В этот раз она решила пренебречь зонтом, должно быть вспомнив правило: руками есть удобнее, чем вилкой. Воздев ручищу, похожую на окорок, она отвесила толстяку такую оплеуху, что тот вылетел на улицу, прямо под дождь; в полете его бакенбарды развевались, точно белые флаги.