Пожиратель душ. Об ангелах, демонах и потусторонних кошмарах

Не могу. Не хватает духу – эти трубы и эти формы, которые движутся вдалеке. Если я посмотрю в ту сторону, когда окажусь у завесы, это будет означать… Но Скотт злится на меня как безумный. Говорит, это я всему причиной. Мной овладел неутолимый порыв позволить этой тяге утянуть меня назад, а затем разбить врата – кристаллическую штуку. Может быть, когда я снова пройду сквозь нее, я пойму, что не могу не смотреть на завесу, я именно так и сделаю. Я сказал Скотту, что если он отпустит меня обратно на Землю сделать еще один глоток воздуха, то в следующий раз я закончу. Он согласился, но велел поторопиться. Его жизненные силы быстро иссякают. Он сказал, что, если я через десять минут не пройду через врата, он придет за мной. На самом деле не придет. Жизнь, которая поддерживает его в Запределье, на земле ему не поможет, разве что на секунду-другую.

Мои десять минут истекли. Скотт зовет из врат. Не пойду! Мне не вынести – только не последний ужас Запределья, когда за завесой движутся эти штуки и орут эти ужасные трубы…

Не пойду, я тебе сказал! Скотт, нет – мне не вынести! Тебе не выбраться, вот и все. Ты умрешь – я сказал тебе, что не пойду! Тебе меня не заставить – прежде я разобью врата!.. Что? Нет! Нет, ты не… ты этого не сделаешь! Скотт! Не надо, не надо… Боже, он выходит…»

Это последняя запись в дневнике, который полиция обнаружила открытым на столе Эдмонда. После того как раздался ужасающий вопль, а потом из-под двери квартиры медленно потекла красная жидкость, на месте оказались два офицера из патрульной машины.

Тело Пола Эдмонда нашли у двери. Голова и плечи лежали в расширяющейся багровой луже.

Неподалеку валялась перевернутая медная жаровня, а по ковру были рассыпаны хлопья белого вещества. Окоченевшие пальцы Эдмонда крепко сжимали объект, о котором с тех пор не умолкают споры.

Этот объект поразительно хорошо сохранился, принимая во внимание его природу. Он частично покрыт странной сероватой слизью, а его челюсти плотно стиснуты. Зубы страшно изуродовали горло Эдмонда и перерубили сонную артерию.

Необходимость в дальнейших поисках пропавшей головы Кеннета Скотта отпала.

Охота

Элвин Дойл вошел в Дом волшебника с тупоносым короткоствольным пистолетом в кармане, замышляя убийство.

Судьба благоволила ему: он смог выследить своего кузена Уилла Бенсона до того, как на его след вышли душеприказчики старого Андреаса Бенсона. Фортуна была на его стороне и теперь. Хижина Бенсона стояла в небольшом ущелье, в двух милях от городка Монкс-Холлоу, и по ночам суеверные горожане не совали туда нос.

Уилл Бенсон был ближайшим родственником покойного Андреаса Бенсона. В случае смерти Уилла Дойл становился наследником. Поэтому Дойл приехал в Монкс-Холлоу и, пряча пистолет, чтобы не вызвать подозрений, как бы невзначай расспросил о местонахождении своего кузена.

Уилл Бенсон жил отшельником, но, как рассказали Дойлу местные после пары кружек пива, это было еще полбеды. Они шепотом поведали, что ночами в своей хижине тот творил всякие непотребства и ужасы, закрывая ставни, чтобы не подсматривали прохожие. Еще они слышали зловещие звуки, не предвещавшие ничего хорошего.

Но однажды хозяин салуна Эд Деркин увидел на крыше хижины Бенсона дымчато-черную тварь, смотревшую на него горящими глазами, пока он не бросился наутек, – и с тех пор к жилищу Бенсона никто не подходил.

Дойл усмехнулся про себя; ему доводилось слышать и не такие истории про отшельников. Теперь его задача стала гораздо легче – можно было не опасаться, что выстрел услышат. Для ночной поездки он предусмотрительно взял напрокат неприметный черный родстер распространенной марки и на закате с непроницаемым видом отправился в путь по колдобистой проселочной дороге.

На его лице вообще редко отражались эмоции. Лишь изредка он чуть поджимал тонкие губы, и его холодные серые глаза будто покрывались ледяной коркой. Впрочем, когда дверь хижины открылась на его стук и на крыльце появился мужчина, он улыбнулся. Но улыбка эта не была дружелюбной.

Дойл помнил Уилла Бенсона по фотографиям и, хотя те были сняты двадцать лет назад, сразу узнал его. Тот же широкий и высокий лоб, тот же взгляд хмурых темных глаз. Носогубные складки стали глубже, густые брови удивленно сходились вместе; на висках серебрилась седина. Но глаза Бенсона мигом загорелись.

– Кто… Эл! – воскликнул он, но тут же засомневался. – Ты же Эл, верно? Сразу не признал.

Дойл улыбнулся шире, но мысленно проклял хорошую память кузена. Он сомневался, что Бенсон его вспомнит. Что ж, ничего не поделаешь. Изначально у него было два плана действий; теперь приходилось отказаться от основного в пользу запасного. Он пожал Бенсону руку с напускной приветливостью.

– Он самый. Не думал, что вы меня вспомните. Почти двадцать лет прошло. Я был мелким сорванцом, когда мы виделись в последний раз. Пустите на огонек?

Бенсон явно не хотел его пускать.

– Конечно, – ответил он, нахмурившись и как будто торопливо оглянувшись, после чего пропустил Дойла внутрь. – Входи.