Пожиратель женщин

Здесь в самом деле было на что посмотреть, даже при угасающем свете осеннего дня. Полковник дал полную волю своему воображению, создав картинное и недисциплинированное изобилие. Возможно, в качестве компенсации за вынужденную регламентацию большей части своей жизни. Там был маленький газон, окружающий пруд, в котором имелась рыба, пруд, обрамленный брусчаткой различной формы, непрерывный рад шпалерных арок, ведущих с одной заботливо ухоженной делянки на другую, розарий с солнечными часами, где несколько последних роз все еще сияли белым цветом на своих безлистных стеблях, буковые заросли, тис и боярышник в качестве зеленого и золотого фона для запрудивших все хризантем. В низкой части сада пробегал маленький ручей, перекрытый через каждый десяток ярдов деревянными мостиками, которые свидетельствовали если не о вкусе, то об усердии полковника. Аппетит приходит во время еды. Полковник, однажды успешно перебросивший мостик через ручей, не смог противостоять новым желаниям. Как раз в эту минуту они стояли на одном из мостиков. Далглиш мог видеть вырезанные на перилах инициалы полковника. Под ногами маленький поток, уже наполовину запруженный первой опавшей листвой, играл свою печальную музыку. Неожиданно миссис Фентон сказала:

– Так, значит, кто-то убил ее. Я знаю, что должна чувствовать жалость к мисс, чем бы она ни занималась. Но не могу. Пока не могу. Мне следовало бы догадаться, что Мэтью не единственная жертва. Ведь шантажисты никогда не останавливаются на одной жертве, не так ли? Мне кажется, что кто-то не смог так жить больше и сделал свой выбор. Это ужасная вещь, но я понимаю того, кто это сделал. Я прочитала об убийстве в газетах, прежде чем позвонил главный врач. И знаете, старший инспектор, на минуту я стала счастлива. Ужасно говорить такие вещи, но это правда. Я была рада, что она мертва. Я подумала, что Мэтью теперь не надо ни о чем беспокоиться.

– Мы не думаем, что мисс Болам шантажировала вашего мужа, – мягко проговорил Далглиш. – Возможно, это была и она, но маловероятно. Мы думаем, ее убили как раз потому, что она обнаружила шантаж и решила его прекратить.

Суставы пальцев миссис Фентон побелели. Руки, схватившиеся за перила мостика, начали подергиваться.

– Боюсь, что я оказалась очень глупа, – сказала она. – Мне не следует больше занимать ваше время. Становится холодно, не так ли? Пойдемте в дом.

Молча они повернули к дому. Далглиш укоротил свой размашистый шаг, чтобы идти в ногу с тонкой прямой женщиной. Он с тревогой взглянул на нее. Та казалась очень бледной, и ее губы беззвучно шевелились. Но шагала она твердо, явно успокаиваясь. Он сказала себе, что не следует торопить события. Через полчаса, возможно даже через меньший промежуток времени, в его руках будет верный мотив преступления, мотив, подобный бомбе, которая сможет взрывом раскрыть сразу все дело. Но необходимо потерпеть. Далглиш снова ощутил смутное беспокойство, даже в эту минуту приблизившегося триумфа. Его преследовало предчувствие неудачи. В саду сгустились сумерки. Где-то тлел костер, и в ноздри проникал едкий дым. Газон под ногами превратился в мокрую губку.

Дом встретил их блаженным теплом и чуть различимым запахом хлеба домашней выпечки. Оставив его, миссис Фентон направилась в комнату в дальнем конце коридора. Он предположил, что было дано распоряжение приготовить чай там. Затем ввела его в гостиную, в уют горящих в камине поленьев, отбрасывающих слабую тень поверх обитых ситцем кресел, дивана и поблекшего ковра, включила большой светильник, стоявший сбоку от камина, и задернула шторы, будто отгородившись от несчастья. Появился чай на подносе, который поставила на низкий столик флегматичная служанка в переднике, почти столь же старая, как и ее хозяйка, по-прежнему избегавшая смотреть на Далглиша. Чай был хорош. С чувством, которое слишком походило на жалость, Далглиш заметил, что затруднения миссис Фентон явно в его интересах. К чаю подали свежевыпеченные лепешки, два вида сандвичей, домашние пирожные и охлажденные взбитые сливки. Всего было слишком много, будто для чая школьников. Казалось, две женщины, столкнувшись с неизвестным и, скорее всего, нежеланным посетителем, нашли облегчение от неопределенности в подготовке этого ошеломляюще обильного пира. Было похоже, что миссис Фентон сама поражена представшим перед ней разнообразием. Она передвигала чашки по подносу, как обеспокоенная, неопытная хозяйка. Только когда Далглиш был обеспечен чаем и сандвичем, она вновь заговорила об убийстве.

– Мой муж посещал клинику Стина около четырех месяцев. Это было десять лет назад, когда он оставил армию. В то время он жил в Лондоне, а я оставалась в Найроби с невесткой, ожидавшей первенца. Я и не знала никогда, что муж проходил курс лечения, пока неделю назад он сам не рассказал мне об этом.

Она остановилась, и Далглиш сказал: