– Надеюсь, вас это устроит, потому что вы не найдете дешевле отеля во всем Лондоне! – Потом он вернулся и сел в свою машину.
Когда Макнамара узнал, что может получить номер за восемнадцать шиллингов, он объявил, что это его устраивает, а затем заметил, хитро усмехаясь:
– Кое-кто хотел меня подловить, но еще не родился тот, кто бы охмурил парня из Томинтоула!
Хозяин взглянул недоверчиво и попросил уточнить:
– Где это? У нас в Великобритании?
– В Шотландии, уважаемый, в графстве Банф.
– А чем там занимаются?
– Там разводят овец, уважаемый. У меня их почти восемь сотен! Моя отара занимает второе место, сразу нее за отарой Кейса Макинтоша.
Джон Армитейдж прервал его излияния, крикнув с порога:
– Вы со мной Думаете рассчитываться, чтобы я мог уехать?
Шотландец начал смеяться:
– А еще говорят про нас, что мы любим деньги! Я вижу, что в Лондоне их любят не меньше! Как по-вашему?
Шофер предпочел смолчать. Шотландец догнал его на тротуаре:
– Сколько там?
– Один фунт восемь шиллингов.
– Сколько, сколько?
– Один фунт восемь шиллингов. Посмотрите на счетчик.
– Послушайте, старина, один фунт, и по рукам!
Армитейдж закрыл глаза и призвал Всевышнего избавить его от удара.
– Сэр, я вынужден получить с вас столько, сколько набил счетчик, иначе мне придется платить разницу.
– Ну конечно, а вы не хотите?
Джону пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не выскочило застрявшее в глотке ругательство.
– Вы правильно догадались, сэр, я не хочу.
– А мне вот кажется, что с фунта вы еще получите навар.
Сэм Блюм, владелец «Шик-модерна», выкарабкался из-за стойки и пошел послушать, о чем там спорят. Он подошел как раз в тот момент, когда шофер швырнул свою каскетку под ноги и начал в ярости ее топтать. Потом, видимо, остыл, надел ее на голову, и сказал:
– Я не проходил военную службу. Меня освободили по болезни, У меня вроде сердце не очень крепкое. Я бы не хотел умереть до того, как увижу своего нового малыша и дам ему благословение от его старого отца. Вы поняли меня, сэр? Тогда платите мне, и я уезжаю.
– Ну, если вы хотите меня пронять…
Макнамара вытащил большой черный бумажник на кожаном запоре и два раза принимался пересчитывать деньги, прежде чем отдать Армитейджу названную сумму.
– И все-таки осатанеть можно, до чего дорого!.. Держите, старина, и поцелуйте за меня малыша.
– Простите, сэр, но мне положены еще и чаевые.
– Вы считаете, что один фунт восемь шиллингов – это мало?
– Это то, что пойдет моему хозяину… А что же мне?
Вокруг них стал собираться народ.
– У нас в Томинтоуле никогда не требуют чаевых.
Несмотря на все усилия сдержать себя, Джона еще раз прорвало:
– Да чтоб ты лопнул к черту со своим Томинтоулом! Плевать я на него хотел! Мы не в Томинтоуле, мы в Лондоне! В Лондоне, столице Великобритании! Усек? А в Лондоне шоферу положено давать чаевые!
Какой-то пастор влез в разговор и обратился к Джону:
– Сын мой! Стыдно ругаться так, как вы ругаетесь! Подумайте, какой дурной пример вы подаете!
Армитейдж вовсе не был расположен внимать голосу разума:
– А вы, пастор, катитесь отсюда!
– О!.. Хулиган! Безбожник! Креста на тебе нет!
– Ты что, захотел понюхать мой кулак?
– Только попробуйте меня тронуть, и я вас потащу в суд!
Тут же объявился сектант (из тех, что верят в возвращение Христа на землю), его привлек разгорающийся спор, и он счел своим долгом возопить к небесам:
– Настало время, чтобы тщился Христос и навел порядок в этом безумном мире! Он скоро придет, братья! Он уже здесь! Он идет! И тогда придет конец вашей самозваной церкви! Это предрек сам Джон Дарби!
Пастор обратил свой гнев на него:
– Вы, вы – еретик! И не совестно вам публично обращаться к людям?
– Это вы впадаете в грех, и вы в нем пребываете! Потому что Господь возлюбил нас!
– А где мои чаевые?
Какая-то зеленщица, сторонница унитарной церкви, вмешалась в разгоревшийся спор:
– Полюбуйтесь, куда заводят их сказочки о тройном лике Божьем! Бог есть только один, он – один! И он превратит вас в пыль!
И вдруг священник и сектант объединились против унитаристки:
– Сгинь, безумная! Сгинь, исчадие ада!
Сэм Блюм вернулся в отель в сопровождении своего клиента. Ну а Армитейдж никак не мог взять в толк, как могло произойти, что его простое требование получить свои законные деньги могло вызвать целый теологический диспут. К нему подошла женщина из Армии спасения:
– Брат мой, вспомните о голодных и сирых… Пожертвовать для несчастных – это открыть свое сердце Богу…
Уже не соображая, что он делает, Джон дал два шиллинга активистке, которая его поблагодарила и была такова. Появление полисмена тут же развеяло метафизические тучи, и каждый убрался восвояси. Оставшись один, Армитейдж застыл на тротуаре, вперившись в свою раскрытую ладонь, где уже остался один фунт шесть шиллингов… Совершенно отупев, он напрасно вопрошал себя, как могло случиться, что он не только не получил чаевые, но еще и вынул два шиллинга из своего кармана. Полисмен его спросил:
– Вы ждете кого-то?
– Нет.
– Тогда проезжайте.