Пожиратель женщин

– Вам что-нибудь нужно? – спросил Пабло, не поднимаясь с постели.

– Ничего, ничего, – пролепетала дама, – мне показалось… я думала…

Дверь под нажимом ее дрожащих рук поддалась и чуть приотворилась. Она не могла решить, что ей предпринять дальше, – запереть ли тут же дверь или отворить совсем. И, не зная, что лучше, она отворила дверь и вошла в комнату Пабло.

– Вы позволите мне войти? – спросила она, переступив порог. – Ради Бога, простите…

Пабло натянул на себя одеяло. Когда входит дама, следует встать, – это правило относится к сидящим, но вот лежащий может ограничиться лишь тем, чтобы сесть.

– Не зажигайте света! – взмолилась Кончита. – Я уже ухожу. Спокойной ночи.

– Да нет же, – возразил гостеприимный хозяин. – Ясно же, что вам чего-то недостает. Быть может, вам нездоровится? У меня найдутся лекарства, все, что вам будет угодно.

Комната была освещена лишь светом, струящимся из комнаты Кончиты, но и этого было достаточно, чтобы различать все. В окно глядел узкий серп луны… Теперь кончита стояла, залитая лунным светом.

– Но клянусь вам, мне ничего не надо…

– Я думаю, вы не лунатичка. Скорее я готов предположить, что вы страдаете бессоннйцей. Вы никогда не пытались извлечь в уме квадратный корень?

– Я слаба даже в таблице умножения. Что это за книга?

– О, это нечто спортивное. Но если угодно, то я охотно поболтаю с вами полчасика. Прошу вас, присядьте.

Графиня не заставила повторять приглашение дважды. Она опустилась в кресло, стоявшее рядом с кроватью, и попросила Пабло зажечь все лампы, полагая, что при ярком свете женщина гораздо в меньшей степени беззащитна.

Розовое кимоно, заимствуя выражение интеллигентных портных, «шло ей божественно».

– Вы похожи на укротителя зверей, – сказала графиня, разглядывая пижаму Пабло, украшенную шнурами.

– Укротитель без зверей…

– Вы не находите, что визит мой к вам в столь поздний час забавен?

– Я нахожу, что он прелестен, и желал бы, чтобы все женщины, навещающие меня в такой поздний час, были так прелестно раздеты, как вы. – И, нагнувшись, Пабло взглянул на ее голые ноги.

– Прекрасные линии, – сказал он.

– Я не просила вас высказывать свое мнение о них, к тому же я не вижу никакого смысла в вашем неискреннем комплименте. Лучше скажите о своих намерениях по отношению ко мне! – воскликнула графиня, смело взглянув ему в лицо.

– У меня нет никаких намерений, – удивленно ответил Пабло.

– Почему в таком случае вы не стали ухаживать за мной?

– Мне показалось, что вы принадлежите к категории людей, заставляющих долго ожидать в передней.

– А вот теперь я уже очутилась в вашей спальне. И даже сижу на вашей постели.

По лицу Пабло пробежала улыбка, тут же, впрочем, исчезнувшая.

– Благодарю вас за оказанную мне честь. Но я никогда не ухаживаю за женщинами. Мне надоели эти маневры. Я много раз проходил эту дистанцию, и любовный спорт потерял для меня всякий интерес. Ничто в нем меня не прельщает. Эти ужины наедине в отдельных кабинетах… Эти длинные-длинные романы, выматывающие душу… Бессонные ночи перед балконом женщины, которая морочит вам голову… Завязки, развязки, финалы, уходы и возвращения… Я знаю вкус слезинки, повисшей на реснице, и вкус розоватых, подкрашенных губ, я постиг всевозможные ароматы дивных волос… И меня ничего уже не удивит – ни страстное обладание, ни притворный отказ. Меня не возбуждает ни стыдливое сопротивление, ни откровенный призыв. Все фразы, которые произносят для того, чтобы возбудить в женщине интерес, я знаю наизусть и устал их произносить…

– Тем более на всех европейских языках!

– Тем более. И я не склонен обогащать свой словарь новыми словами. Вот почему я не ищу себе новых любовниц, а удовлетворяюсь старыми. Конечно, когда-то я полагал, что провести ночь в постели с очаровательной и обнаженной женщиной – это райское блаженство, но теперь я, увы, знаю, что чувство – всего лишь иллюзия, а сама любовь – это истерическая конвульсия, похожая на эпилепсию. Конечно, я когда-то мечтал о вечной любви, а сейчас говорю, что дураки, мечтающие об этом, заслуживают того, чтобы такая любовь действительно выпала на их долю в виде наказания. Я хотел встретить женщину хорошего ума и большой культуры, но когда что-то подобное встретил, сразу понял, что этого мне не нужно. Ум женщины, напротив, должен быть немного притуплен… как нож для разрезания бумаги. Когда он слишком остер, он неровно разрезает страницы и только портит книгу.

Женщина молчала. Пабло продолжал: