Для возвращения в Сохо Малькольм снова сел в поджидающее его такси, снова спустился в подземку и вышел на Чаринг-Кросс. Питер Девит шел за ним следом и считал, что все идет лучше некуда. К тому же он все время мысленно проигрывал завтрашний план действий, следуя которому он уберет человека из Томинтоула и завладеет его бесценным свертком. Но внезапно ему пришлось резко изменить свою оценку событий, потому что он увидел, как на углу Шефтсбери-авеню Малькольм вытащил свою волынку и заиграл «На берегу Энргила». Это сразу же вызвало сумятицу среди пешеходов, потому что одни стали останавливаться, чтобы на него посмотреть, а другие ринулись за ним следом. Оторопевший Питер задавал себе вопрос, не сошел ли с ума этот человек из Томинтоула. Но то, что должно было случиться, случилось: перед Макнамарой возник тот самый полисмен, с которым он имел дело в начале своей прогулки. Тот, скрестив руки, скомандовал:
– Стоп, сэр!
– Вам не нравится мелодия «На берегу Энргила»?
– Надеюсь, вы мне поверите, сэр, что я не имею ничего против Шотландии и шотландцев?
– Разрешите вас с этим поздравить!
– И что я буду счастлив посетить Прегинтоул? Прошу прощения, сэр… Томинтоул.
– Мы вам окажем почести, старина!
– И что, наконец, я высоко ценю волынку?
– Отлично, сэр, мне это здорово приятно!
– Но только не на лондонских улицах, где мне, между прочим, поручено регулировать движение!
– Да?
– И я вынужден осведомиться у вас, сэр, долго ли вы еще намерены надо мной издеваться?
– Я? Но вы мне очень симпатичны, старина!
– И вы тоже, сэр, мне очень симпатичны, а поэтому я попрошу вас пройти со мной в полицейский участок, где мы сможем завязать более тесное знакомство! Но буду с вами откровенен до конца: я не знаю, нравится ли сержанту Бредли волынка.
– Ему понравится, дорогой старина, стоит только ему послушать, как я играю.
Полисмен попросил одного из своих коллег его подменить и отправился вместе с шотландцем в ближайший участок. Их шествие представляло собой мини-кортеж, во главе шел полисмен, а Малькольм был замыкающим, играя в такт шагов «Победный марш Монтгомери». А Питер Девит продолжал мучиться над вопросом, не попал ли он внезапно в тот мир, где все спятили. Посчитав бессмысленным занятием плестись за всеми любопытствующими до полицейского участка (где, кстати, его могли опознать), он Кинулся в «Гавайские пальмы».
Поджидая без всякого волнения Макнамару, Дункэн объяснялся с Патрицией Поттер.
– Вы меня разочаровываете, Патриция… Неужели вы действительно вообразили, что я отпущу вас с этим недоумком? Я к вам очень привязан, дорогая.
– А сверх того, я чересчур много знаю о том, чем вы занимаетесь, Дункэн.
Джек снисходительно согласился, не теряя при этом хладнокровия:
– Да, сверх того, вы чересчур много знаете, Патриция, это верно, а поэтому вам придется стареть только рядом со мной, а никак не с другим.
– До того дня, пока я вам не надоем!
– До того дня, пока вы мне не надоедите, и это опять верно. Вы видите, как мы прекрасно понимаем друг друга? Разве это не доказательство того, что мы рождены друг для друга?
– Вы мерзавец!
– Странное дело, вы так и не смогли избавиться от старомодных словечек…
– Значит, мою жизнь… мое счастье вы вообще не берете в расчет? И пусть я откажусь от всего в двадцать три года?
– Не пытайтесь меня убедить, что в вас вдруг проснулось призвание пастушки.
– Нет, Джек, просто желание жить чистой жизнью рядом с порядочным парнем.
– Мне противно видеть, что вы до такой степени лишены честолюбия! Похоже, вы серьезно втрескались в этого колосса в юбочке, а?
– И что из этого?
– А то, что вы мне даете лишнее основание избавиться от него как можно скорее.
Она вскочила, охваченная ужасом:
– Вы же не собираетесь…
– Сядьте, дорогая.
Она обессиленно рухнула в кресло.
– Скажите же, Джек, вы не собираетесь его убивать?
– Собираюсь.
– Но почему? Почему?
– Потому что он тоже будет чересчур много знать о том, чем я, по вашим словам, занимаюсь. Я даже вам открою, как я это сделаю… Вы можете оценить тем самым мое доверие к вам. Завтра, когда он будет входить сюда, Девит подстроит так, что он войдет первым.
Дункэн вытащил из ящика стола пистолет, снабженный глушителем.
– Из этой хорошенькой штучки можно выстрелить только один раз, но я неплохой стрелок, и одной пули будет достаточно. Самое трудное будет убрать это громоздкое тело…
– Вы чудовищны!
– Практичен, дорогая, я практичен, и уверен, что вы умерите свое возмущение, когда я презентую вам норковую шубку… Удивительное дело, насколько норка способна усмирить самое жгучее желание мести. Само собой, если вам не придет в голову помешать моим планам. Тогда я буду вынужден обуздать ваши эмоции самым жестким способом, к моему глубокому сожалению.
Резким жестом он приказал Патриции молчать, когда та уже было открыла рот. Тогда она услышала, что кто-то поднимается по лестнице, ведущей в кабинет. Запыхавшийся Девит влетел на всех парах. Несколько мгновений он не мог отдышаться, а эти двое смотрели на него с любопытством. Дункэн спросил:
– А где шотландец?
– В участке.
– Тьфу ты черт! Его что, засекли?
– Нет.