Единственными женщинами среди этого пестрого общества были немногие служанки и сбежавшиеся из Бандоа шлюхи. Камала, сидевшая в темном углу, старалась не замечать, как они выставляют напоказ свои прелести, чтобы подцепить богатых клиентов. Это зрелище будило в ней самые горькие воспоминания, но женщин она не винила. Если ты одинока на этом свете, выбор у тебя невелик. Она бы тоже могла сейчас трясти грудями наперебой с остальными, не будь ей ниспослан тайный дар.
Ей хотелось как-то помочь им. Изменить их судьбу, изменить мир, сделавший их такими, – изменить саму природу человека, быть может. Несбыточные мечты. Силы, заставляющие этих женщин продавать себя, никакой магии не подвластны.
Блюда, стоявшие перед ней, остались нетронутыми. Каждый раз, когда кто-то из мужчин запускал руку под юбку женщине или тискал спьяну ее полуголые груди, у Камалы внутри все сжималось. Темные пальцы, протянувшиеся из прошлого, трогали ее между ног, оставляя за собой слизистую дорожку душистого масла…
– Санкарская история! – воскликнул кто-то, и послышался смех.
Камала тряхнула головой, отгоняя образы прошлого, обступившие ее волчьей стаей. Напрасно она явилась сюда. Это было ошибкой.
– Ах, эти Вольные Страны! – Крепкий рыжий мужчина с волосами почти такими же яркими, как у Камалы, алчно потер свои сальные руки. – Дюжина процветающих городов на расстоянии одного дня езды, и на их соперничестве можно славно нажиться.
– Я слышал, остров Дешкала во время Летнего Пира едва не затонул под тяжестью яств.
– Яств и гостей.
– Ну, должны же они были перещеголять Весенний Пир в Оруле.
– И Зимний в Лундосе.
Чернокожий встал с кружкой в руке. Он покачивался, и женщины поддерживали его с двух сторон.
– Ода Санкаре, – объявил он с легким поклоном. Женщины захлопали. Он прочистил горло и запел на удивление чистым тенором:
Певца вознаградили громким смехом и рукоплесканиями. Когда он сел, одна из бабенок хотела чмокнуть его в губы, но ей помешала кружка.
– Да, это она, Санкара, – подтвердил рыжий. – Я помню, как пировал летом у королевы-колдуньи. Потешные огни заполнили все небо и танцевали под музыку по ее велению.
– Удивляюсь, как это она сама не сплясала среди них, – заметил энкар.
– Захотела бы, так сплясала, – с усмешкой заверил рыжий.
– И умерла бы молодой.
– Умерла! – презрительно фыркнул рыжий. – Не знаешь разве? Она любимица богов, ей не дадут умереть. Она дарит свои ласки им всем.
– И богиням тоже?
– Богиням особенно. У них ведь так мало радостей.
– Мужья пренебрегают ими ради молний и небесных колесниц.
– Вот-вот.
– Расскажите еще про королеву-колдунью, – попросила Камала.
К ней обернулись всего несколько купцов – остальные уже захмелели или были заняты со своими шлюхами.
– Что ты хочешь узнать о ней? – не поворачивая головы, певуче спросил дурбаниец.
Камала хотела знать, в самом ли деле королева нашла способ не умирать от своего колдовства, как умирают другие ведьмы, но спрашивать не смела. Эти люди искушены в науках и объездили весь мир – Камала же, бывшая потаскушка, ученица отшельника, ничего не знала о дальних странах. Если она выкажет свое невежество слишком явно, они не снизойдут до того, чтобы ей отвечать.
Или, разгадав, как сильна ее любознательность, начнут сами задавать вопросы.
– Любопытно, сколько в этих рассказах выдумки и сколько правды, – как можно небрежнее проронила она.
На этот раз дурбаниец обернулся, ища глазами своего собеседника, но Камала предусмотрительно сгустила сумрак вокруг себя.
– Правда то, что ее дворец стоит над Санкарской гаванью. Я это знаю, потому что сам там был. Знаю также, что она приглашает к себе не только богатых и знатных, а всех, кто ее забавляет, и сама своих гостей развлекает на славу. Это я тоже видел собственными глазами. Что до ее любовных дел с гостями – кто может сказать, где у монархов кончается дипломатия и начинается подлинная страсть.
– А ее Сила? – На этот раз Камала сделала так, чтобы ее голос исходил из другого угла и казался знакомым рассказчику.