Дверь оказалась приоткрытой. "Неужели ушли", - разочарованно подумал я и в некотором роде не ошибся. Покупатели, видимо, явились не в условленный час, а когда их не ждали. Валера с Женей помещения не покидали, но для меня сорвались с крючка окончательно. Алмазбек Юсупович вошел первым, я старался держаться за ним, дабы иметь нечто вроде щита, но он, увидев живописную картину и тоненько взвизгнув, выскочил обратно на лестницу, где издал утробный животный звук, почти что "кориандр!", после которого послышался плеск льющейся на пол жидкости. Я же убрал свой ТТ, так как надобности в нем не было. Дебилы лежали на полу в большой луже крови. Поработали над ними на славу. Количество колотых ран я бы подсчитать не взялся, скажу одно: их было много. У каждого была перерезана глотка, животы раснороты, ив них напиханы рубли образца 1961 года - сотни, десятки, трешки. Не иначе как из запасов какого-нибудь бая. Остались невостребованными, а тут нашлось применение. Денег не пожалели, принесли целый мешок, который, опорожненный, теперь валялся в углу. Правда, не совсем порожний - в него сложили внутренности дебилов, очевидно за ненадобностью.
Трупы я обыскивать не стал. Не хотелось пачкаться, да и ясно было, что никакого золота при ниx нет. За побрякушки с ними рассчитались сполна и даже накормили. Есть на Востоке такой обычай - набивать в брюшную полость врага предмет посягательств. Петрович мог теперь спать спокойно: такой гнилой смерти, что приняли эти уроды, я бы не пожелал никому...
Санкт-Петербург встретил меня промозглой сыростью и неизменным моросящим дождем. Задерживаться в Бухаре я не стал. Раскрутив Алмазбека на билет до Москвы (а с испугу он трясся и согласен был платить за все подряд), я убыл на следующий же день роскошным экспрессом, словно наместник великого эмира, расположившись в двухместном спальном купе. Полсотни баксов разошлись очень быстро, и в столице мне уже пришлось наскребать, но я ухитрился купить билет на "Стрелу", и утренний дождь оросил на платформе Московского вокзала мою голову холодной, но такой родной влагой.
С походной сумкой в руках я шагнул навстречу теплому ветру метро, и вскоре подземный поезд унес своих пассажиров.
Ну вот я и дома! Квартира, в которой еще не успел обжиться, была словно чужой, а я будто приехал в гости. Ну да ладно. Привыкший к разъездам, ч я воспринимал дом лишь как временное пристанище, где вскоре возникает пресловутая охота к перемене мест, но куда постоянно стремишься, а без этого, наверное, было бы не выжить.
Первым делом я принял шикарную ванну и провалялся в ней часов пять, засыпая, просыпаясь и добавляя горячей воды. Когда я наконец вылез, пробило полдень и на улице кончился дождь.
Переодевшись во все чистое, я навестил заначку, одну из трех, что устроил у себя в доме, и стал счастливым обладателем пятисот долларов США.
Две сотни я взял на мелкие расходы, сотку сунул под телефон (подальше положишь - поближе возьмешь), а остаток разложил между страницами первого тома Кастанеды. Читайте и удивляйтесь.
Обменник на площади Мужества был открыт.
Там я совершил продажу валюты по неслыханно низкому курсу и был несказанно удивлен, когда у меня потребовали паспорт. Нет уж, дудки! Светить фамилию даже для пустяковой отчетности "Авиабанка" я не желал. Ну их всех, вместе с налоговой полицией. Откуда у простого безработного двести баксов? Поэтому, сославшись на отсутствие документа, удостоверяющего личность, я представился Тырксанбаевым Жолгосбаем Аскербаевичем, что девушка безропотно съела, занеся мои данные в банк памяти компьютера. Я получил свои рубли и отправился тратить их в расположенный за соседней дверью торговый комплекс, именуемый "Пентагон".
Спустя некоторое время, нагруженный сумками с одеждой и едой, я вышел оттуда и через двадцать минут неспешной ходьбы оказался дома, где смог развести огонь в газовом очаге и наконец-то нормально поесть.
Несмотря на свое походное прошлое, а может быть, как раз благодаря ему, я умею и люблю готовить. В принципе, еще древние ассирийцы считали, что настоящим поваром может являться только мужчина, а ассирийцы, судя по рецептам, дошедшим до нас на глиняных табличках, знали толк в еде.
Того же мнения придерживались и греки, и даже римляне. Впрочем, итальянские спагетти никогда не были моим любимым блюдом, хотя и их я могу приготовить пятнадцатью различными способами. Но сегодня объектом приложения моего кулинарного искусства должна была стать вполне прозаическая еда древних индейцев кечуа и прочих толтеков - картошка. Для начала я собирался ее поджарить и съесть, сдобрив тройкой-четверкой шведских "хотдоге" , что традиционной едой викингов назвать явно нельзя, ибо они не знали сосисок.
Позавтракав, я убрал новую одежду (пара дежурных джинсов, тройка рубашек и десяток носков), поставил в сервант бутылку мартеля "Медальон" и лег спать. На вечер намечалось еще одно важное мероприятие - я собирался в гости.