Пожиратели гашиша

Ксения по-собачьи вздохнула и положила голову Руслану на грудь. Она не хотела думать о своем женихе, когда рядом лежал ее единственный и понастоящему любимый человек. Славу, успевшего за короткое время фантастически разбогатеть, она уважала, но не более того. Тахоев же воскресил в ее душе давно забытое чувство духовного единства, когда с милым рай даже в шалаше, не говоря уже об отдельном «модуле», в котором они жили при госпитале. Там она и поверила в иллюзию семейного счастья, которую сама же и создала, пока ее не отправили в Союз, а Тахоев не затерялся в зонах локальных конфликтов. В Харькове жизнь не заладилась. Низкая заработная плата и наступившее вскоре всеобщее обнищание заставили ее сняться с насиженного места и отправиться на поиски удачи в Ленинград, к тетке, которая доживала свой век в однокомнатной квартире. Унылое и тягостное существование продолжалось до прошлого года, пока тетка не отдала концы, и, поскольку прямых наследников у нее не было, жилплощадь полностью отошла Ксении. Впрочем, жизнь это особенно не улучшило, так как зарплата старшей медсестры позволяла разве что не помереть с голоду. Подходящих кандидатов в мужья было днем с огнем не сыскать, и детьми обзаводиться она не спешила, отдавая себе отчет в том, что два рта будет попросту не прокормить.

Серая полоса однообразия продолжалась до тех пор, пока однажды в коридоре ВМА она не столкнулась нос к носу с бывшим своим поклонником, боевым офицером, отчаянно клеившимся много лет назад в госпитале. Встреча эта в корне переменила всю ее жизнь. Слава разыскал ее снова и с ходу предложил выйти за него замуж, обещая в ближайшем обозримом будущем золотые горы. Поверить ему было трудно, поскольку он недавно освободился из мест заключения, но, что самое удивительное, все его посулы вскорости начали исполняться. Слово свое Слава держал крепко, и это предрешило исход — г они подали заявление в загс.

Впрочем, заявление — это еще не штамп в паспорте. Ксения решила, что поторопилась и свадьба с офицером-афганцем, скорее всего, не состоится.

Жаль обижать своим отказом Славу, но Руслана она хотела удержать любой ценой. Второй такой случай ей уже никогда не представится.

Борз слушал ее воркование, с вожделением глядя на шею. Под кожей проступал крупный пульсирующий сосуд, наполненный густой и горячей кровью. Он едва сдерживался, чтобы со звериным рычанием не впиться в него зубами. Захлебнуться в этом бодрящем и вкусном фонтане — вот чего ему хотелось по-настоящему, а не выслушивать болтовню о семье и детях. Неожиданно Ксения подняла на него глаза.

— Ты чего?

— Так бы тебя и съел, — с жаром произнес Борз, но Ксения расценила его признание по-своему. Она гортанно рассмеялась и обвила его ногами.

Потом долго лежали молча, глядя в потолок.

Наконец Ксения вновь заговорила. Ей надо было многое еще рассказать, чтобы как можно крепче привязать его к себе. Она не хотела и боялась расставания и решилась использовать главный козырь.

Нет никого целомудреннее только что трахнувшегося мужчины, поэтому Тахоев сумел сохранить на лице выражение невинности и безмятежности, хотя внутренне он жадно потирал руки и жадно скалился.

Речь шла о золоте. Его было много.

Тахоев весь превратился в слух.

— Мамочка-мама, прости, дорогая, что сынапридурка на свет родила, воскликнул я, обхватив в отчаянии свою бестолковую голову.

Положение было аховое. Разговор с мамой только добавил тумана в историю моей крайне загадочной деятельности. Каким-то непонятным образом за минувшую неделю я ухитрился перессориться со всеми своими знакомыми разом. На лестничной площадке старой квартиры обнаружили пять трупов, а голубой «фольксваген-пассат», который я увидел у парадного, когда заезжал к маме, подсказал, чьи это были трупы. Настойчивость, с которой я удерживал маму у себя дома, наводила на мысль, что я имею к бойне какое-то отношение, но какое именно, узнать не представлялось возможным. Неужели я опять пустил в ход свой и без того уже «мокрый» ТТ?

Сколько же я на эту «дуру» навесил! И главное, куда я ее дел?! Обшарив свою, Маринкину и мамину квартиры, перетряхнув «Ниву», я так и не добился положительного ответа. Черт знает, может быть, просто на улицу выкинул ведь башня съехала напрочь — или опять Леше отвез? Но Есикову было не дозвониться, а когда приехал к нему, обнаружил опечатанную милицией дверь. Этого еще не хватало, неужели я и его грохнул? Слава, который ездил теперь все время со мной, не отпуская одного ни на шаг (вдруг опять планка ненароком соскочит), допустил такую возможность. Час от часу не легче.

Сотовый телефон тоже исчез. На всякий случай я связался с Марковым и неожиданно нарвался на грубость: мол, за «Бенефон» спасибо, а более нам разговаривать не о чем. Попытка пролить свет на содержание нашей предыдущей беседы успехом не увенчалась — Борис Глебович просто повесил трубку. Вот те на! В офис «Аламоса» я даже звонить не стал.