Пожиратели логоса

- А как человек отчасти русский, могу утверждать: и на старуху бывает проруха. Это народная поговорка, говорящая о том, что даже претендующие на абсолютную власть жулики и громилы, обязательно уязвимы. У вас есть, чего бояться!

- Пока, дорогой, пока... Дело вот в чем... - Сталин раскурил трубку, не реагируя на оскорбительные формулировки гостя. - Конечно же, Генеральный архитектор хоть и проморгал явление Алярмуса в райские кущи, но предусмотрел механизм враждебный нашему бытию. Иначе род не имел бы возможности совершенствоваться. Условия постоянной борьбы - залог развития цивилизации разумных существ. Да, нам мешает некая сила. - Он насмешливо взглянул на сидящего в кресле Севана.

- Радиация? Это от неё вы прячетесь под землей?

- Ошибка! Мы не только под землей. Нам не страшна ни радиация, ни большинство химических веществ, смертельных для человека, ни излучение жесткого спектра, ни жалость, ни сострадание, ни ваша ирония и злость. Пустое... - голубой дым кольцами поднялся к тускло светящейся тяжелой люстре. - Но есть нечто, способное противостоять нашему растущему могуществу. И существует некто, способный пробудить эту силу. Увы, имена наших врагов зашифрованы в утерянном Послании. Они не известны даже нам. Будь мы лучше осведомлены в этом вопросе, уверяю вас, с противниками давно было бы покончено.

- Вы полагаете, что я скорее доберусь до необходимого вам документа и хотите иметь в моем лице союзника. Или вы подозреваете, что я уже владею тайной? Отсюда такое гостеприимство, попытки запугать, подкупить. Ведь вы полагаете, что я клюну на "власть и бессмертие"?

- Вам больше ничего не остается, товарищ. Скоро вы поймете, что я имею в виду. Поймете, какой выбор должны сделать.

- Нет силы, способной заставить меня перейти к вам. Просто потому, что я - другой.

Вождь снова расхохотался, приближенные захрюкали хором, как политбюро на выступлении Петросяна.

- Ты уже давно с нами, - ласково проговорил Сталин, когда веселье стихло. - Ты не другой. Ты один из нас. Дай левую руку. Ты видел это?

- Обычное родимое пятно. Я родился с ним. Во всяком случае, помню с детства, - Севан растопырил пальцы левой руки.

- С детства в Гудермесском приюте? Да, мы осведомлены о твоем происхождении лучше, чем безумный пастух, у которого ты пытался выяснить обстоятельства собственного рождения. Твоя мать не зря пела печальные песни и качала младенца над пропастью. Она хотела убить тебя.

- Что вам известно? Мне необходимо знать это... - Севан напрягся, это было заметно даже по его спине.

- Не сейчас. Ты должен завоевать права на свою кровь делом. Вам все подробно объяснят, Вартанов. После того, как будет заключено соглашение.

Гость решительно поднялся:

- Я ухожу.

- Ты никогда не уйдешь от нас. Ведь ты догадываешься, кто ты и кем станешь. Что бы не оставалось сомнений в правоте моих слов, что бы ты смог узнать свое подлинное лицо, смотри сам! Я прошу присутствующих снять маски, - рука Генералиссимуса двинулись к шее, прихватила край тягучего латекса. Пластиковые губы и усы поползли вверх, открывая нечто такое, отчего у Фили почернело в глазах и вопль ужаса застрял в складках пыльного бархата.

23

- И вот скажи на милость, нужен мне такой мужик? - Валя сменила компресс на лбу метавшегося в горячке сожителя. В кухне пахло Валокардином - его пили все - Валентина, её парализованная бывшая свекровь, безмолвным предметом лежавшая в комнате, и совсем занемогший Филя, разметавшийся на кухонном топчане. К травме головы прибавились царапины, большой синяк на запястье и растяжение связок ступни. В добавок, его постоянно рвало и трясло, как отравленного.

- Манеру взял - водяру квасить! Мне такие отношения кажутся бесперспективными. Одного уже пристукнули и ты катишься по наклонной плоскости. А потом окажется, что у тебя мамаша больная и после твоей смерти на мою жилплощадь по состоянию здоровья через суд претендовать будет. Ой, горишь весь. - Валентина высморкалась и скользнула ладонью за ворот влажной футболки.

- Брр, рука холодная, шершавая... - вздрогнул больной.

- Рабочая рука. Сколько она горшков вынесла, сколько полов перемыла, сумок перетаскала, картошки перечистила - одному Богу известно.

- Только ему и забот, что подвиги домохозяек отмечать, - механически опротестовал тезис Филя.

- Да, подвиги! - вспыхнула женщина. - Подвиги! Вот у вас, поэтов "душа, совесть", чувства возвышенные... А я вот скажу - совесть совестью, а все в этом мире - и хорошее и дурное - руки делают. Рукой крестятся, рукой убивают... - Валя кинулась к плите, увернуть огонь под "сбежавшим" бульоном: - Мой отец на огороде умер, когда картошку копал. Не на поле боя, не заради денег перенапрягся. Знал ведь, что сердце больное, а не делать не мог. Фронтовик, ветеран... Не мог сидеть сложа руки. Вот и у многих так. Возьми наших жековских баб. Ты их про смысл жизни спроси, они и не поймут. Помыть, протереть, дома убраться, обед приготовить, копейку для детей сэкономить по рынкам копаясь - вот он, их смысл. В него вся жизнь и уходит.