Пожиратели логоса

— Могу отметить ещё одну очевидную деталь: действие перенеслось на литературный фронт, — капитан Пахайло распахнул блокнот. — Мистер Коберн известный критик, фигура одиозная и неоднозначная. Прибыл в Москву из Лозанны позавчера по линии Пенклуба на церемонию вручения премии имени Батайля. Сегодня утром, после выявления лауреатов и присуждения премий произнес в кулуарах весьма критическую речь в адрес наших мастеров концептуализма. Особо неприязненным был его отзыв в отношении господина Воронина и отдельных произведений Ер. Орфеева, классифицированных как «авангард третей свежести» и «конъюнктура постваучерной эпохи». Вот у меня тут выдержки из стенограммы… «Искусственно подогреваемая допингами тяга к жестокости и патологии могут стать предметом продажи на рынке протухающего концептуализма и способны принести далеко не бесталанным подельщикам крупные барыши. Но эти, условно говоря — писатели, не способны оставить следа в той сфере, которую принято называть литературой, кроме одного смердящего зловония… Бизнес, который воняет… Коньюнктура клоаки…» и так далее и тому подобное — не лестно и, думаю, далеко не объективно. Ну, вы сами ознакомитесь со стенограммой. Вечером в ресторане отеля состоялся банкет, во время которого Коберн покинул зал и больше к застолью не вернулся… В анусе погибшего обнаружено высоко оцененное жюри произведение мэтра Воронина.

— Это как раз того малого, что в последнее время все на голубом экране светится, — проявил осведомленность Севан.

— Голубой на голубом… красиво… — кривя рот передразнил Пахайло Очин.

— Он, кажется, не из этих. Гений российского модернизма. Единственный в своем великолепии. К нему малышня «Идущая рядом» привязалась. Парнуха, то, се… Подали в суд. Ну и накрутили ему рейтинг, — Пахайло с наслаждением отхлебнул кофе. — Да вы знаете — памятник в виде унитаза изобразили и туда его, значит, произведения, складывали. Для сохранности в вечности.

— Подняли пыль мальчики на радость умному дяденьке, — Севан ласково улыбался. — Думаю, он им и впрямь не нравится. Как гений.

— Унитаз, говорите, соорудили… Малышня значит… А вот кто за ними стоит? И не похоже что-то на случайное совпадение… — увлекся размышлениями Очин. — Кто кашу заваривает вокруг саентехники?

— Вечный анальный юмор. Всегда в моде, но в разных дозах. Почерк преступления здорово смахивает на «письмо» Воронина. Мотив вполне в дуге концептуальной деструкции — «благодарность» критику за нелестную характеристику. Только… Не могу сказать, как сильно зашла деформация личности гения и способен ли литератор на мокрое дело. Но вот книгу свою он рвать бы не стал даже для того, что бы так изящно, извините, пошутить. Это факт. Детишек, «Идущих рядом», я бы всерьез не принимал. — Пахайло вернулся к записям в блокноте, — не исключен мотив финансовой заинтересованности. Орфеев и Воронин, как мне известно, самые печатные русскоязычные авторы в зарубежных издательствах. Проверить линию литературных разборок? — без особого энтузиазма предложил капитан, скорее сбивавший со следа, чем прояснявший ситуацию.

— Займись этим… — полковник сжал виски. — Что же им все иностранцы понадобились? Мало своих засранцев? Ломай теперь голову над официальной версией. И так политические отношения не слишком идиллические. Этот Коберн, естественно, голубой?

— Не без того. Но в последние дни придерживался традиционной ориентации. Есть непосредственная свидетельница — переводчица.

— Пригласите.

Капитан удалился. Вскоре в комнате запахло духами и валерьянкой. В пухлое кресло рухнула приятная, но чрезвычайно бледная и заплаканная дама, одетая по банкетному — в строгое и черное.

— Я гипотоник. Ношу линзы от близорукости… В глазах почернело, как увидела мистера Коберна… Вернее, останки… Схватилась за лицо, знаете так судорожно…, сдернула линзу… В общем, ничего не видела… Затараторила она отработанную версию и невпопад всхлипнула: — Господи, как, как это могло произойти?

— А что по вашему мнению, уважаемая Мария Карповна, здесь случилось? Изложите ход событий, — вкрадчивым голосом попросил полковник, пододвигая даме чашку кофе и раздувая ноздри: он жадно ловил запах её духов, именно тех, из-за которых вчера обозвал жену кокоткой.

Дама взяла себя в руки: поправила каштановые волосы, тяжело падающие на плечи, пригубила кофе. К ней возвращались жизненные рефлексы, голос зазвучал вполне уверенно.

— Вручение премий прошло без конфликтов, даже торжественно. Присутствовали ведущие литераторы, критика, пресса… Господин Коберн был так любезен и остроумен… Вообще, все мероприятием остались довольны. Даже те, кто не получил ничего, пили шампанское и шумели громче лауреатов.

— На банкет пришли обиженные классики и обойденные номинанты? уточнил Севан.

— А как же! Еще бы — на халяву. Я все время была возле Хендрика Коберна. Около одиннадцати он шепнул мне, что должен подняться к себе и… посмотрел так, что вроде, я могу понадобиться… Ну, вы понимаете… я одинокая женщина, воспитываю дочь… у мамы катаракта… — Женщина горько всхлипнула.