Пожиратели логоса

Отгоняя черную дурноту, беглец перевел дыхание и открыл глаза. Поляна под старыми липам, взрытая траншеями земля, бетонные плиты, наваленные разрушающейся горой. Похоже на заброшенную стройку в конце лесопарка. Запах весенней земли и желанной свободы. Что за кряхтение? Теофил обернулся на звук. Голенький мальчик лет двух копался в песке длинной палкой. У её конца вились клубком, катались как щенки, толстые серые черви. Мальчик издавал посвистывающий звук, наслаждаясь игрой. Палка сверкнула плоской сталью малыш играл саблей! Рядом лежали чеканные ножны на которых в вязи затейливого рисунка, Филя разглядел гравировку: «Командиру первой конной армии….» Мальчик радостно взвизгнул — на клинке извивался нанизанный гигантский червь с почти людскими глазами. Теофил зажмурился, увидев, как потянули в рот цепкие пальцы дитяти живое мясо раненого соплеменника.

— Вставай! — рука в черной перчатке протянулась к нему. Севан возвышался над лежащим Филей. Тот пренебрег помощью и поднялся сам на жухлую траву поляны, закиданную прошлогодней листвой. Чавкающий младенец повернул к нему узкую голову недоноска с мутными узкими глазами…

— Теперь ты, наконец, понял, что я прав.

— Я понял, что ты — вербовщик! Тебе очень нужно, что бы сдался кто-то ещё и принял твою веру.

— Надо, что бы сдался ты. Именно ты, — тихо и веско сказал Севан. Пойми же, парень, у тебя нет выбора. Ты с ними или тебя уничтожат, потому что ты опасен для них.

— Единственное утешение, Севан. Меня боятся — это же вдохновляет смертника.

— Рассчитываешь оказать сопротивление? Вздор! Ты слишком слаб и ты не боец. Ты все равно сдашься, но пройдешь самый глубинный круг Ада. Они обрюхатят твою девушку и она произведет на свет вот такого детеныша, а тебя заразят вирусом. Ты будешь вырывать внутренности котов и плющить щупальцами тела девочек, подкладывать взрывчатку в метро, душить размечтавшихся в майском лесу влюбленных, оскорблять, лгать, предавать и писать об этом чрезвычайно интересующие издателей поэмы. При этом, человек внутри тебя будет умирать очень, очень медленно. Он будет сопротивляться изо всех сил но тщетно. Твои руки будет обагрять новая и новая кровь и они станут менять кожу. Костер, на котором сжигали еретиков и ведьм — в сравнении с этим сплошное блаженство. А потом… потом ты поймешь, что разрушение и пожирание — твоя истинная сущность.

— Безумец. Мне никогда не понравиться отнимать человеческую жизнь. Никогда я не буду поглощать трупы новых сородичей, чтобы подзарядиться самым мощным наркотиком в мире, — Теофил прикусил губу, спасаясь от дурноты. К подбородку побежала кровь. — Пусть будут прокляты все, кто отрекся от человеческого. И ты — ты прежде всего, предатель!

— У меня не было выбора. Вернее — совсем мизерный, — в прощальном взгляде Севана была непереносимая мука. Он шагнул в расщелину между серых плит и, сняв перчатки, протянул перед собой руки — вспухшие кисти, покрытые лиловой чешуей. — Это случилось после того, как меня лишили свободы. Ты знаешь что такое смирительная рубашка? О, это ловкое устройство для превращение человека в ползучую тварь. Я извивался всем спеленутым телом и кричал до хрипоты в обитый войлоком пол… Я — все знавший про АД, не хотел верить себе! Я рвался предостеречь людей! Спасти… Потому что все ещё был человеком… Человеком… Но мои бывшие собратья не нуждались в помощи. И они не были милосердны… Они не хотели слушать меня. Им нужна была моя смерть…

Лицо Севана стало растерянным, словно он опомнился после опасного бреда. И тут же странная улыбка искривила его тонкие, сизые губы:

— Как глупы двуногие! Истребляя во мне человека, они помогли мне найти истинный путь. К счастью, я не сумел предупредить возлюбленное человечество об «опасности» наступления «врага». И тем самым не изменил тем, к кому принадлежу по своему рождению. Мой выбор сделан. Ты понял — я должен уйти к своим. А тебе, добрый человек, предстоит тяжкий путь.

— Постой! Ты все перепутал! Ты ошибся, когда написал про АД. Эту черную сказку придумали они. Они обманули Мишель, запугали тебя и стали превращать в своего! Верь мне, верь! Настоящих людей много! Ты же видел их руки, Севан! Руки тетки, у которой покупал на рынке картошку, руки врача, ставившего тебе пломбу, руки Мишель, мои! — Теофил выставил перед собой растопыренные пятерни. Севан отвернулся. Его сгорбившаяся спина сотрясалась от смеха.

— Я люблю! Женщину, солнце, жизнь! Правду и свет, я верю в милосердие и сострадание! Я буду талдычить про любовь и наше человеческое братство, пока удержу карандаш в руке. Пусть смеются, я не оставлю этот антикварный пафос. Я не отпущу тебя! — подхватив брошенную уползшим монстром саблю, Теофил бросил её Севану: — Держи! Скорее! Все что ты говорил сейчас — ты говорил себе! Убеждал себя! И ошибся. Ты не должен сдаваться. Ты — такой же, как я! Но сильнее, сильнее, Севан! Ты можешь вырваться!