Пожиратели огня

— Черный Орел, — возразил Виллиго с невозмутимым спокойствием и величавой гордостью, — не передаст вождям тех слов, какие сейчас произнес молодой Мэннах, а если молодой Мэннах уйдет, то Черный Орел сотрет свои военные татуировки; его примеру последуют и все остальные! Пусть же молодой опоссум прежде, чем поступить подобно неразумному детенышу опоссума, выбирающемуся из гнезда раньше времени и ломающему себе спину, послушает совета Тиданы!

С этими словами старый воин повернул спину к графу и удалился, гордый и спокойный, как всегда.

— Идете вы, Дик? — почти повелительно спросил граф. — Я не останусь здесь ни минуты более!

Капитан встал, готовый следовать за Оливье.

— Благодарю! — воскликнул молодой человек, найдя в нем поддержку. — Благодарю! — И он с чувством пожал ему руку.

— Дорогой Оливье, — сокрушенным тоном заговорил траппер, — вы этого не сделаете… Во имя нашей старой дружбы, прошу вас, выслушайте меня!

— Хорошо, говорите, но только покороче, Дик!

— Поверьте моей опытности, вы не должны так вести себя здесь. Вы смертельно оскорбили Черного Орла, который десять раз спасал вам жизнь! Я готов поклясться, что вожди поняли ваше требование именно так, как он вам говорит: иначе они не дали бы вам никакого обещания. Из снисхождения к вам они согласились сами не вмешиваться в это страшное дело, которое я считаю столь же возмутительным, как и вы, но на которое я смотрю с другой точки зрения, чем вы! Привязывать пленников к столбу пыток — исконный обычай всех племен Австралии, от которого вы никогда не заставите их отказаться, так как они считают это своим неотъемлемым правом! Еще на прошлой неделе, несмотря на то что до настоящего времени нагарнуки и нирбоасы не состояли в войне между собой, нирбоасы привязали к столбу пыток пять молодых нагарнуков, которых они также сохраняли для какого-то своего празднества, и нагарнуки не сделали ничего, чтобы спасти этих несчастных от их ужасной участи! А теперь вы требуете, чтобы нагарнуки, зная об этом, отказались от наслаждения мести! Эти пять замученных нирбоасами на прошлой неделе нагарнуков были молодые и еще неопытные в военном деле воины, которые по неопытности своей дали себя захватить в плен на аванпостах, и их матери теперь в числе этих женщин. А вы хотите, чтобы они оказались милосердными по отношению к пленникам! Если бы даже они согласились пощадить их, никто в целом буше не мог бы объяснить себе их странного поведения: это было бы в глазах всех туземцев постыдной слабостью, неуважением к своим погибшим единоплеменникам, за которых не захотели отомстить; мало того, все взглянули бы на это как на доказательство того, что нагарнуки боятся нирбоасов! Вы должны знать, что для туземцев не существует прощения врагам. У них в языке нет даже слова, соответствующего этому понятию! Как же можно требовать от них того, чего они даже понять не могут, когда у них пощадить врага считается постыдным как для отдельного лица, так и для целого племени?! Кроме того, милый Оливье, вы смотрите на вождей нагарнуков как на каких-то европейских начальников или губернаторов. Австралийский вождь не властен подчинять своей воле никого из своих одноплеменников; его власть начинается только с того момента, когда начинаются военные действия. А вне этого он не может отдать даже самого пустячного приказания самому младшему из воинов. Даже Совет Старейшин только улаживает распри и недоразумения, наказывает за преступления и объявляет войну, вне этого его власть не простирается. Я говорю это к тому, чтобы вы правильно взглянули на вещи и не стали упорствовать в своем намерении демонстративно удалиться с их празднества, так как, в случае если вы это сделаете, мне останется только посоветовать вам немедленно покинуть буш и переселиться в Мельбурн. Помните, ваш уход явится смертельной обидой людям, которые двадцать раз ставили свою жизнь на карту ради вас; они все до единого станут вашими врагами, так как в их представлении ваше поведение будет значить, что вы предались на сторону нирбоасов и заплатили им, за их самоотверженную любовь к вам, самой черной неблагодарностью! Едва вы уйдете, как Виллиго, а за ним и все воины смоют военную татуировку с лица, и тогда ничто на свете не заставит их снова взяться за оружие ради защиты ваших интересов! Подумайте только обо всем, что эти нагарнуки делали для вас за эти два года; подумайте, что с минуты на минуту их услуги могут снова понадобиться вам! Кроме того, я должен вам сказать, Оливье, что я, ваш испытанный друг, не последую за вами, если вы уйдете теперь отсюда: я не хочу оказаться изменником в глазах этих людей.

— Что вы на это скажете, капитан? — обратился Оливье к Джонатану Спайерсу.

— Я согласен с вашим другом, — отвечал Красный Капитан, — по-моему, он прав. Но если вы все-таки сочтете нужным удалиться, то я последую за вами!

— Благодарю! — сказал граф, пожимая его руку. — Я решил остаться!