Его отношение к окну и к тому, что за ним происходило, изменилось. После всего, что с ним случилось, после того, как он потерял самых близких и дорогих ему людей, ему стало казаться, что все люди вокруг намного счастливее и удачливее его. Они энергичны, бодры, веселы, они приходят в их ресторан, чтобы вкусно поесть, праздно провести время, нагадить друг другу, обмануть друг друга, заказать друг друга, предать друг друга, изменить друг другу… Он стал ненавидеть людей и завидовать их жизненной энергии, их счастью, смеху, наконец.
Женские ноги, которые прежде так привлекали его и возбуждали в нем самые смелые фантазии, а также подробности женского туалета теперь вызывали в нем чувство гадливости и омерзения. И женщин он воспринимал теперь просто как похотливых самок. Потому что в отличие от той нежной девушки, которую он любил и которая пропала, а может, и погибла, все остальные женщины казались ему фальшивыми, грубыми, пошлыми.
Шло время, и он физически чувствовал, как оно разрушает его: и тело, и душу… Он так и не пришел в себя, не нашел в себе силы жить.
А прошлым летом, в самую жару, когда у него выдалась свободная минутка, и он присел отдохнуть со стаканом ледяного лимонада, сквозь плотную толщу людских голосов, городского шума, звяканья тарелок и шелеста листвы – всего этого ресторанно-террасного звукового фона, он вдруг четко услышал голос, от которого короткие волосы его встали дыбом.
Нежный журчащий голосок плыл над террасой ресторана, не сливаясь с остальными голосами. Веселый смех, немного хрипловатый и вместе с тем необыкновенно сладкий, тягучий, бархатистый заставил сердце Игоря биться сильнее, неистовее.
Шея его окаменела. Он хотел повернуться в сторону окна, поднять глаза и посмотреть, кто смеет смеяться голосом его возлюбленной, но не смог. Словно кто-то невидимый держал его за шею. Позже он понял, кто держал его, вернее, кто сдерживал. Кто-то, кто контролировал всех людей, кто не допускал всеобщего разрушения планеты, кто существовал где-то очень далеко и в сердце каждого живущего на земле. Тот, кто знал, что последует за этим мгновением правды.
Возможно, если бы он не воспротивился этому знаку и не поднял голову, ничего бы и не случилось. Он не увидел бы в квадрате окна этих стройных тонких ног, этих округлых коленей, слегка прикрытых тонким шифоном юбки, не уловил бы особого аромата, исходящего от этой знакомой и вместе с тем какой-то чужой для него женщины… И не остановил несколько жизней…
Это были ее ножки, ее колени, ее аромат. И голос принадлежал тоже ей. Она вернулась. Но не пришла к нему, не позвонила, не объявилась, не дала о себе знать… Нет! Она, вернувшись в этот город, просто гуляла по жаре с подружками и решила выпить холодного сока, съесть мороженого. И надо было судьбе так распорядиться, чтобы она села именно за
В сущности, а что она-то знала о нем, кроме того, что он работает поваром в «Менестреле»? Ничего. Да она, может, и не придавала значения тому, что ресторан и эта терраса с красными полотняными зонтами и ажурными столиками – единое целое. А то, может, и не заглянула бы сюда, где рисковала встретиться с ним, постаралась бы опуститься шифоновой бабочкой на стул другого кафе. Или ей было все равно?
Неужели она забыла его? Совсем?!
Он все еще сидел, не в силах повернуть голову, вспоминая их свидания, поцелуи, разговоры. Конечно, она не была в него влюблена. Ей просто нравилось, что он любит ее, постоянно выражает ей свое восхищение, готов для нее на все. Кроме того, она и сама как-то сказала, что ей надоело постоянно вляпываться в разные истории, что ей хочется уже наконец тихого семейного счастья. Признаваясь ему в этом, она и представить себе не могла, какие картины рисует он в этот момент в своем воображении.
Он заставил себя посмотреть наверх и увидел ее. Его пробило таким разрядом чувств, что он физически почувствовал, как на мгновение остановилось сердце. А потом, спохватившись, снова забилось, разгоняя по жилам кровь и боль.