Пожиратели таланта. Серебряная пуля в сердце

Она была необычайно хороша, свежа и прямо-таки светилась счастьем! Их было четверо: она и еще три молодые женщины. Одна из них была сделана словно из того же тонкого и нежного материала, что и его девушка. Светлые волосы, воздушная голубая юбка, тонкие руки, розовые губы, журчащий голос. Ее звали Стелла. Вторая – не очень красивая, но ухоженная, задумчивая, с красивыми оленьими глазами – Нина. Третья женщина была старше их всех, очень яркая, с пунцовыми губами, в белом платье с широким вырезом, открывавшим пышную грудь. Она говорила громче всех и смеялась так, что на нее оглядывались остальные посетители ресторана. Они называли ее Тамара.

Игорь просто застыл, разглядывая этих красивых и каких-то на редкость породистых женщин. Они были словно инопланетянки, однако с очень странным выражением лиц, словно их только что забросили на эту планету с какой-то необычайно гуманной миссией (к примеру, сделать всех людей счастливыми!), которая и запечатлелась на их лицах выражением неземного счастья.

Поначалу он слышал только голос своей девушки, пытаясь понять, чем она сейчас живет, что ее так радует. Но что бы она ни говорила, он никак не мог уловить основной смысл происходящего. Может, у кого-то из них был день рождения? Они так часто упоминали это слово – «рождение». Может, второе рождение? Но почему второе?

Они заказали шампанское, салаты из морепродуктов, пирожные. Девушки веселились.

Постепенно он начал понимать происходящее. Они отмечали свое второе рождение! Что бы это значило? Может, они все вместе лежали в больнице, где им поставили страшный диагноз, а потом выяснилось, что он ошибочный? А что? Вполне может быть! И его девушка могла не просто пропасть, исчезнуть, а оказаться, к примеру, в онкоцентре и просто не пожелать, чтобы ее нашли. И там же она могла познакомиться со Стеллой, Ниной и Тамарой.

Но откуда мог взяться такой доктор, который поставил одновременно четыре онкодиагноза? Нет-нет, это просто невозможно.

Как нарочно, работы было много («Юбилейный!», «Игорь, греческий!», «Салатник, где начинка для мясного пирога?»), и ему приходилось прикладывать усилия, чтобы иметь возможность и дальше подслушивать их разговор. Иногда сквозь шум четко пробивались слова, в которые было трудно поверить, настолько они выпадали из контекста летнего, веселого дня. «Смерть», «выстрелы», «кровь»…

Откуда они прибыли? Из какой горячей точки? Такие хрупкие, как фарфоровые куколки, нежные, женственные. Таких, по его мнению, не брали на войну. Может, они медицинские сестры, врачи?

Пока он строил предположения, работая ножом, с террасного неба спустилось еще несколько фраз, затем еще и еще… Это говорила она. Своим сладким голосом, затуманенным легкой хрипотцой для пущего эффекта. Она рассказывала красивую сказку, дерзко фантазируя, и хотела, чтобы ей поверили. И Игорь, слушая ее, вдруг понял, что только сейчас начал узнавать свою невесту по-настоящему: чего она хочет, о чем мечтает, чем живет. И даже если предположить, что ему удалось бы все-таки открыть свое кафе, вряд ли она оценила этот жест, вряд ли помогла, поддержала. Просто тупо тянула бы с него деньги и вечно была бы чем-то недовольна. У нее такие аппетиты, что надо быть миллионером, чтобы удовлетворить ее, успокоить.

А если бы у него ничего не получилось, да к тому же еще он потерял квартиру, то она бросила бы его сразу же. Предала бы однозначно.

После шампанского перешли на виски, и тогда уже разговор пошел конкретный. Эти суки строили планы, а его девушка их подзадоривала, подталкивала, сама того не осознавая, к самой что ни на есть пропасти.

Четыре дуры пили вискарь, закусывая тигровыми креветками, и мечтали о новой, совершенно нереальной жизни. Такого бреда он еще никогда, работая в ресторане и слушая женские разговоры, не слышал. Возможно, в такие игры играют девочки-подростки, фантазируя и делясь с подружками своими несбыточными мечтами, выдавая желаемое за действительное.

Случилось так, что он и не заметил, как его ирония постепенно, по мере погружения в тему, начала превращаться в навязчивое, зудящее желание подойти поближе к окну и сказать им, что они – суки последние. Что он все слышит. Он, человек, который не должен был всего этого знать, теперь все знает и страдает так, что хочется выть.

Она, та девочка, которую он любил, призывала своих товарок к циничности и холодному расчету. Больше того, она привела в пример их роман, который, по ее словам, не стоил ничего, но который воспринимался ею как передышка перед новым прыжком, выстрелом. Она убеждала их, что надо безжалостно рвать все связи, отношения, не верить в любовь и идти вперед без оглядки. Она говорила, что с легким сердцем предлагает им билет в настоящий рай, и они верили ей, верили и кивали головами, почти плакали от умиления нарисованной ею картиной их сказочного будущего.