Пожиратели тьмы: Токийский кошмар

Последняя ночь Люси в Британии – вторник, 2 мая, – тоже полна загадок. У близких друзей и членов семьи остались самые разные воспоминания о том, как и с кем она провела тот день. Тим Блэкман уверен, что тем вечером дочь была с ним: они ужинали в ресторане в Севеноуксе с Софи и Рупертом. Гейл Блэкман считает, что они с сестрой и Люси выпивали в пабе. Софи точно знает, что Люси провела большую часть вечера со своим новым парнем Алексом. Воспоминания Джейн о последних нескольких часах с дочерью смазались из-за сильного волнения, но в них точно нет ни Тима, ни Алекса. Лучше всех последнюю ночь запомнили Сэм Берман и ее мать Вэл. Обе ни капли не сомневались, что Люси была с ними.

– Она забежала в гости к моей матери, – рассказывала Сэм. – И больше всего нас поразило, что Люси не составила список дел, которые надо успеть сделать. Кое-какие вещички она сложила, но в остальном почти не подготовилась, хотя обычно собиралась заранее. А еще она немного грустила из-за отъезда, словно вообще не хотела никуда ехать. Вспоминала возможные минусы, а потом сама себе возражала и настраивалась на поездку. Будто до сих пор сомневалась, хотя идти на попятную уже было поздно. Думаю, беда в том, что она пообещала Луизе и не хотела ее подводить.

Вэл вспомнила, как Люси рассказывала о Джейн и атмосфере в доме.

– У них все постоянно кричали, – сокрушалась Вэл. – Кричали Джейн и Софи, Софи и Люси. Если бы она набралась терпения, через несколько лет все наладилось бы само собой и стало немного легче. Но в тот момент Люси исполняла роль взрослой при матери. Люси говорила мне, что Джейн очень давит на нее. Они спорили об отъезде, и, думаю, скандалы только добавили Люси решительности. Возможно, ей казалось, что у нее нет выхода, и Япония как раз представлялась хорошим решением… Ей нужно было передохнуть, пожить без Джейн.

По воспоминаниям Софи о том дне, вечером к ним заехал Алекс, и она оставила его с сестрой наедине.

– Оправившись спать, – рассказывала она, – я стала думать о том, что хочу сказать Люси до отъезда, и решила записать свои мысли. Начала составлять короткое прощальное письмо, а в итоге получилось серьезное послание. Я начала с того, как здорово расти под присмотром старшей сестры, которая всегда защитит и поможет в трудные периоды жизни. Записка превратилась в письмо на восемнадцати листах. Помню, я плакала, когда писала его, – не просто прослезилась, а прямо-таки рыдала. Страшно говорить, что я обращалась к ней будто в последний раз, но такова горькая правда. Сестра уезжала всего на три месяца, так бывало и раньше. Но когда я думаю о том письме, у меня перехватывает дыхание. Мне видится в нем что-то роковое. Когда Люси улетала по работе, мы тоже прощались, но строили дальнейшие планы. А вот когда она говорила о Японии, я не могла даже думать о будущем. Мне было трудно представить ее возвращение.

Рейс в Токио отправлялся в полдень. Еще до рассвета за Люси заехала мама Луизы Морин Филлипс, чтобы отвезти подруг в аэропорт Хитроу. Люси зашла в комнату Софи и в темноте поцеловала ее на прощание.

– Сестра вручила мне открытку, – вспоминала она, – а я дала ей свое письмо и попросила: «Не вскрывай, пока не сядешь в самолет». Она прилегла ко мне на кровать и обняла меня. Мы обе чуть не плакали. Потом настало время расставаться. Я сказала: «Люблю тебя», и сестра ушла.

Люси был двадцать один год, когда она навсегда покинула родной дом. Ее любили и друзья, и семья, пусть и распавшаяся. Она была другом, а то и матерью и для собственной матери, и для брата с сестрой. Она много раз летала на самолете, но впервые отправлялась так далеко от дома и ото всех, кто был ей близок, – в настоящее Зазеркалье, настолько далекое и незнакомое, насколько вообще можно представить. Те, кому было не все равно, очень тревожились за Люси. За последние недели вокруг девушки, чье сердце раньше казалось открытым и чистым, множились тайны и недомолвки. Не считая Луизы, никто, наверное, не знал всей правды о том, что ждет их в Японии и как сложится их жизнь. Многие задавали вопросы, но ответы ничего не разъясняли. Правда о Люси Блэкман растаяла во мраке неизвестности.

Последним с Люси говорил Джейми Гаскойн – за несколько минут до того, как она села в самолет. Он рассказывал: