Пожирательница гениев

В последний год жизни Серт нашел время закончить для собора в Виче третий и окончательный вариант монументальных панно. Его деятельность в это время была фантастически разнообразна. Злые языки дошли до того, что заявляли, якобы он не мог сам выполнить все это. (Увы! Кто, кроме него, был способен работать с такими огромными пространствами?)

Он постоянно был переполнен новыми проектами. И ни один из них не оставался утопией. Каким бы экстравагантным, сумасбродным ни казался зреющий в нем замысел, знали, что он в состоянии реализовать его. Так, он хотел создать в Испании образцовый интернациональный университетский город, где обучали бы искусству и всем наукам. Курсы должны были вести выдающиеся ученые мира. Чтобы они могли не утруждать себя поездками в Испанию, должна была действовать система радиопередач с синхронным переводом (подобным тому, каким уже пользуются на больших интернациональных конференциях), чтобы студенты, каждый на родном языке, могли слушать лекции самых квалифицированных в своей области ученых.

Легко вообразить чрезвычайную важность и благородство этого проекта! Его реализация дала бы молодежи возможности, превосходящие самые прекрасные мечтания. В огромном городе, специально созданном для нее, со стадионами и самым усовершенствованным оборудованием, библиотеками, молодежь получила бы чудодейственный способ развития, какой цивилизация не могла создать со времен античной Греции.

В сознании Серта это не было химерой. В Мадриде он уже убедил влиятельных лиц в правительственных и финансовых кругах, какой необычайный престиж получит Испания, когда создаст этот город. Он станет величайшим этапом человеческих усилий в развитии мировой цивилизации.

Возможно, только Серт был способен задумать и осуществить начинание подобного размаха. Все было уже разработано, все главные трудности преодолены… Город обязательно появился бы на свет, если бы смерть не настигла Серта так преждевременно, в полном расцвете сил и в разгар работы.

За год до этого он перенес тяжелую желтуху, и врачи даже говорили о необходимости хирургического вмешательства. Но через несколько недель он встал на ноги, полный энергии, и даже упрямо отрицал, что болен. Во время последнего пребывания в Испании, когда Серт сам наблюдал за тем, как устанавливают его панно, известный барселонский врач (после консультации с лучшими хирургами) решил сделать операцию до торжественного освящения собора.

Накануне дня, когда он лег в клинику, Серт еще стоял на одиннадцатиметровой высоте, чтобы нанести последний штрих на свое панно…

Я же спокойно ждала в Париже, когда он, как только закончит работу, позовет меня, чтобы совершить давно задуманное путешествие. Хотя меня ни о чем не предупредили, много дней не имея от него известий, я стала мучиться предчувствием беды…

Эта операция оказалась для него фатальной. Он умер на следующий день, окруженный тремя своими сестрами, которые всю жизнь обожали его.

Меня, конечно, известили слишком поздно. Когда я приехала, он уже лежал в этом соборе, который только что закончил и где должен был быть погребен. Серт уехал из Барселоны в двадцать лет, чтобы приобрести мастерство и совершенствовать свое искусство. Судьба распорядилась так, что он вернулся туда, чтобы умереть, заканчивая свой огромный труд, и чтобы покоиться под сводами собора, над убранством которого трижды работал с неостывающим рвением.

Вместе с ним для меня исчез всякий смысл существования.

Послесловие

Мизиа пережила Серта на пять лет. Пять мучительных лет, полных разочарований, поражений, физической и моральной деградации.

Закат начался много раньше, задолго до конца. В сущности, он начался с того момента, когда Мизиа почувствовала, что проигрывает сражение, которое вела несколько лет. Сражение, где все было перемешано: и отчаянное желание сохранить Серта, и не потерять Руси, к которой действительно привязалась (когда после смерти Мизии открыли перламутровый медальон в форме сердца, висевший возле ее кровати, там с удивлением увидели фотографию Русуданы). Это сражение, как заметила проницательная Шанель, было искусной и опасной игрой, которую она проиграла, начав терять себя. Близкие к Мизии люди замечали, как менялся ее характер. Все сильнее проявлялось не знающее границ возбуждение и вместе с тем росли сухость сердца, горечь, не свойственные ей раньше. Еще при жизни Дягилева исчезал прежний энтузиазм к новому, что приходило в искусство, появилось равнодушие.

Со смертью Дягилева она потеряла такое важное для нее положение — положение визиря и тайного советника при султане.

Еще один раз ей удалось сыграть главную роль на концерте, который она якобы устроила для Марселль Мейер. Еще раз у нее появилась возможность утвердить себя как личность самостоятельно. Но она, как и в молодости, от этого отказалась.

В день, когда Серт с «маленьким чемоданом» ушел из их общего дома, она сломалась. Все чаще искала успокоение в морфии.