Миссис Барридж сидит за кухонным столом. На оборотной страничке отрывного календаря — это будет понедельник, — она написала “овсяная каша" — ровным почерком школьницы, за который всегда получала пятерки, почерк у нее и теперь красивый. А вот с собаками проблема. Она колеблется, потом спускает их с цепи, но не выпускает за ворота, чтобы не пошли с ней: в критический момент они могут ее выдать. Она идет на север, ступая и тяжелых ботинках, несет в руках парку — потому что еще не настолько холодно, — и свой провиант, и дробовик, он уже заряжен. Она минует кладбище, где покоятся ее отец и мать, ее бабушка и дедушка. Прежде тут была церковь, но шестнадцать лет назад она сгорела: построили новую — ближе к шоссе. Предки Фрэнка — до самого прадеда — похоронены на другом кладбище, они англиканцы, хотя Фрэнк ничего не соблюдает. Дорога пуста, и миссис Барридж чувствует себя чуточку глупо. А что, если она ошиблась и Фрэнк все таки вернется, что, если на самом деле ничет не произошло. Маргарин, пишет она. Она приготовит к воскресенью лимонную меренгу, двое из детей приедут на ужин.
Вечереет, она устала. Эта местность вроде незнакома, хотя миссис Барридж шла все по той же знакомой дороге и никуда не сворачивала, она много раз ездила тут с Фрэнком. Но одно дело на машине, другое — пешком. По одну сторону дороги — поле и ни одного дома, по другую — лесок, через водопропускную трубу под дорогой течет речушка. Миссис Барридж становится на колени, чтобы попить, вода холодна как лед, с привкусом ржавчины. К ночи ударит мороз, она чувствует. Надевает парку и перчатки и сворачивает к лесу — оттуда ее не увидят. Там она поест изюм и сыр и пригреется где-нибудь, подождет, когда взойдет луна, — а потом снова отправится в путь. Уже довольно темно. Пахнет лесом, землей, прелыми листьями.
И тут она замечает красный всполох, и не успевает обернуться, как уже видит — не может быть, чтоб так быстро, — она видит справа костерок, а возле него на корточках сидят двое мужчин. Они тоже ее заметили: один поднялся и направляется к ней. Она видит оскал его улыбки, он думает, легкая добыча. Он что-то говорит, и здесь она путается, поскольку не знает, как говорят люди в такой одежде.
Они видят ее дробовик, их взгляды прикованы к нему, им нужно это ружье. Миссис Барридж знает, что делать. Подождать, когда они подойдут ближе, и тогда поднять ружье и выстрелить — по патрону на каждого, целиться в лица. Иначе убьют они — она в этом не сомневается. Нужно действовать быстро, и это, конечно, тяжело — руки одеревенели, как не свои. Ей страшно, она боится грохота, что последует за выстрелом, и красных брызг, она в жизни никого не убивала. А дальше она не знает. Трудно заранее угадать, как себя поведешь.
Миссис Барридж смотрит на кухонные часы на стене. Пишет в списке:
Репортаж в картинках
Аннет совершенно обессилена. Прежде с ней такого не бывало после командировок; наверное, все из-за лекарства. Любая таблетка ударяет по организму, Аннет не любит их принимать, и тем не менее.
Она берет из кармашка сиденья проспект, рассеянно изучает картинки, ест арахис из пакетика. Тридцать три варианта солнечного отдыха, и “все входит в цену”, но, конечно, возникнут дополнительные расходы.
Впрочем, нужно держать баланс между тем, что подмечаем взгляд — с ходу, без прикрас, да еще она всегда берет с собой фотоаппарат, на всякий случай, а вот глянцевые журналы выделяют фоторепортеров, — и тем, что останется за кадром. Например, сейчас, если чуть-чуть поднять голову, увидишь надпись: СПАСАТЕЛЬ ЖИЛ — ПОД ВАШИМ СИДЕНЬЕМ. Ну да, “спасательжил”, потому что вышитые буквы на кармашке стерты, сколько же пассажиров терлись об них бедрами. Интересная, смешная деталь, но ее не используешь, авиакомпания обидится, если намекнуть, что их самолеты на куски разваливаются, и тогда Аннет не видать скидок на билеты.