Пожирательница грехов

— Эй, смотри. — Он указал на витрину Берта.  — Древесный гриб, — прочитал он на карточке. — …это сапрофит, который питается разложившимися растениями. Чаще всего растет на мертвых деревьях.А внизу можно нацарапать свое имя, — сказал он. Он так и делал в детстве, когда родители привозили его за город: он бегал в лес возле их коттеджа и писал свое имя, не отрывая гриба от дерева, и радовался, что его имя будет потихоньку и втайне от всех расти вместе с грибом. Интересно, что об этом думает Джордан?

Он нашел скамейку и сел, развернув Джордан лицом к себе, раскрыл коробку с шашками.

— В прошлый раз мои были красные, — сказал он. — Теперь твои красные. — Одной красной шашки не хватало. — Мы ее чем-нибудь заменим, — сказал он и огляделся, ища плоский камешек, но ничего подходящего не увидел. Тогда он оторвал от рукава рубашки пуговицу. — Годится? — спросил он.

Рука Джордан шевельнулась: да.Началась мучительная угадайка, методом проб и ошибок, — как она хочет пойти. Роб поочередно указывал на каждую шашку, пока Джордан не подавала сигнал. Потом он указывал на каждую из клеток. Теперь, когда он привык к такой методике, игралось быстрее. Лицо Джордан то разглаживалось, то снова искажалось судорогой — в других детях с ДЦП это коробило, а с Джордан все по-другому. Сосредоточиваясь, Джордан была особенно некрасива.

Они успели сделать несколько ходов, а потом в центральном корпусе зазвенел звонок. Значит, Время Игр закончилось и пора приступать к дневным групповым занятиям. Он знал, что Джордан возят на плавание, вместе с девочками из ее домика. Плавать она, конечно, не могла, но кто-нибудь ее держал: они говорили, что в воде ей легче контролировать движения. Робу же полагалось помогать в занятиях по Лечебному Труду. “Лепить пирожки из грязи”, - так называли это занятие мальчишки из их домика. Им нравилось лепить из глины какие-нибудь похабные фигуры. Видда, преподаватель по ЛТ, была в шоке, но виду не подавала и только приговаривала, что они талантливые.

Роб положил пуговицу в карман. Он вытащил блокнот и записал расположение шашек.

— Доиграем завтра, — сказал он Джордан. Он покатил коляску дальше по круговой дорожке. Он не стал разворачиваться, потому что так ближе. К северу была полянка, заросшая травой, и на ней серебристый ручей: он тек там всегда, грязноватой струйкой, а сегодня, после ночного дождя, ручей был полон. Роб подумал: она ведь никогда не дотрагивалась до травы, никогда не опускала руку в ручей. И ему вдруг захотелось подарить ей то, чего никогда не дарили другие, о чем другие и помыслить не могли.

— Я хочу вытащить тебя из коляски, — сказал он. — Я хочу положить тебя на траву, чтобы ты ее потрогала, хорошо?

Она ответила дане сразу. Она смотрела ему в глаза: понимает ли она, о чем он говорит?

— Это приятно, — сказал он. — Это здорово. — И подумал, как часто валялся на лужайке за домом лет восемьдесять тому назад, лежал и жевал выгоревшие травинки и читал, можно сказать, запрещенные комиксы про Капитана Марвела. [34]

Он расстегнул ремешки и поднял ее. Какая же она легкая, маленькая, легкая, словно сделана из бальзы и бумаги. Но крепкая, подумал он. У нее есть воля, это читается в ее глазах. Он положил ее на бок, чтобы она видела журчащий ручеек.

— Смотри, — сказал он. Он сел на корточки и опустил ее руку в холодный поток. — Это настоящая вода, не такая, как в бассейне.

Он улыбнулся: он чувствовал себя волшебником, способным исцелить ее, но она закрыла глаза и откуда-то из глубины ее послышался странный скулеж, рык… Она лежала, как тряпка, а рука дергалась: неожиданно ногу свело судорогой, и она ударила Роба ортопедическим ботинком по голени.

— Джордан, — сказал он. — Ты в порядке? — Снова рык: радости или ужаса? Он не понял и испугался. Может, для нее это перебор, слишком много эмоций. Он обхватил ее руками и поднял, чтобы посадить обратно в коляску. А трава оказалась мокрой, и правая щека девочки измазалась в грязи.

— Что ты с ней делаешь? — услышал он голос Пэм. Он обернулся, он так и держал Джордан, а та мотала руками, словно какой-то безумный пропеллер. Пэм стояла на асфальтовой дорожке, руки в боки — поза сокрушенной матери, что застала детишек в кустиках за игрой в доктора. Пэм вся раскраснелась, словно бежала, волосы всклокочены, и из них торчит прутик.

— Ничего, — сказал Роб. — Я просто… — Она думает, я извращенец,понял он и почувствовал, что краснеет. — Я думал, ей понравится лежать на траве, — сказал он.

— Ты же знаешь, что это опасно, — сказала Пэм. — Ты же знаешь, что ее нельзя вытаскивать из коляски. Она может удариться головой, пораниться.

— Я за ней все время присматривал, — сказал Роб. Кто она такая, чтобы ему указывать?