Пожирательница грехов

Вот и на работе все только об этом и говорят, ведь какой журнал ни открой, вот она, эта новость – стреляет тебе меж глаз, да и на телевидении уже мусолят тоже. Лично я и днем и ночью готова смотреть фильмы с Джун Эллисон[12], жаль, их убрали из вечерней сетки и такое кино больше не снимают. Например. Это было позавчера, то есть в среду – значит, как говорится, сегодня пятница, слава богу! – мы обедали в комнате отдыха, но и тут никакого покоя, потому что Крисси захлопывает журнал и вдруг говорит:

– А что, девочки, у вас бывают фантазии об изнасиловании?

Мы вчетвером, как водится, играли в бридж, у меня чистых двенадцать взяток и король без прикрытия, так что особой нужды торговаться не было. Поэтому я сказала «раз», надеясь, что Сондра помнит, насколько это условно, потому что, когда в прошлый раз она решила, что я в самом деле играю трефы, и сказала «три», а у меня было всего лишь четыре козыря, самый крупный шестерка, мы остались без двух, не сказать уж о глубине понесенной моральной травмы. Сондра явно не чемпион мира по бриджу, ну вообще-то я тоже, но всему есть предел.

Дарлин сказала «пас», но игра уже подпорчена, Сондра закрутила головой, будто она у нее на шарнирах, и переспросила:

– Какие-какие фантазии?

– Как тебя насилуют, – ответила Крисси. Она работает в приемной, потому так и выглядит. Она красивая, но вся такая холодная и полированная, будто ее покрыли лаком для ногтей, если вы понимаете, о чем я. Налаченная. – Тут пишут, что у всех женщин бывают фантазии об изнасиловании.

– Слушай, я ем бутерброд с яйцом, – сказала я. – Ты лучше играй. Я сказала «раз», Дарлин сказала «пас».

– Это, в смысле, как ты идешь по темному переулку, а на тебя нападает мужик? – уточнила Сондра. Она тоже ела свой ланч, мы все едим за игрой, и Сондра как раз положила в рот сельдерей, она всегда приносит сельдерей, и принялась жевать его, и вся так размечталась, а мне сразу стало ясно, что наша игра сдохла.

– Да, вроде того, – сказала Крисси и слегка покраснела, даже под слоем косметики видно.

– Просто не надо ночью выходить из дому, – сказала Дарлин, – сама подставляешься. – И может, я ошиблась, но она в этот момент смотрела на меня. Дарлин старше всех нас, ей сорок один, хотя по ней не скажешь, и она не знает, но я подглядела в ее личном деле. Я люблю отгадывать возраст коллег, чтобы потом подсмотреть в личном деле, права я или нет. Если отгадала – покупаю себе лишнюю пачку сигарет, а вообще-то я пытаюсь бросить. А что я подглядела – не страшно, только вы не выдавайте, ладно? По личным делам нельзя лазить, это все-таки более-менее секретное. Впрочем, ничего страшного, что я с вами поделилась, вряд ли вы когда-нибудь познакомитесь с Дарлин. Хотя кто знает – мир тесен. Ну, не важно.

– Я тебя умоляю, это ж Торонто, – сказала Грета. Она три года прожила в Детройте и теперь всю жизнь будет про это говорить, прямо как герой войны: может, нам теперь ей в ноги кланяться, что она вообще ходит по земле, хотя на самом-то деле она жила в Уиндзоре, а в Детройт только на работу ездила. По-моему, это не считается. Ведь квартира-то в Уиндзоре.

– Ну так что? – сказала Крисси. Ее явно подмывало рассказать про свои фантазии, но она не хотела начинать первой. Хитрая какая.

– У меня точно не бывает, – сказала Дарлин и наморщила носик – вот так, – я даже рассмеялась. – По-моему, это отвратительно. – Дарлин разведенная – это тоже есть в ее личном деле, но она никогда об этом не рассказывает. Видно, давно это было. Она встала и подошла к кофейному автомату – мол, вы как хотите, а я в этом не участвую.

– Ну-у… – неуверенно протянула Грета.

Я видела, что между ней и Крисси наклевывается разговор. Они обе блондинки, я не имею в виду, что в смысле – стервы, но одеваются одна хлеще другой. Грета мечтает вырваться из регистратуры и тоже работать в приемной, там легче познакомиться с кем-нибудь. А в регистратуре что? Одни регистраторши. Мне, например, все равно. У меня другие интересы есть.

– Ну-у… – повторила Грета, – я иногда представляю… Помнишь мою квартиру? Там такой балкончик, летом я люблю там сидеть, и еще я цветы выращиваю. Мне так все равно, закрыт у меня балкон или нет, у меня там такие раздвижные двери, стеклянные, и я вас умоляю – восемнадцатый этаж, замечательный вид и на озеро, и на телебашню, и все такое. И вот я сижу вечером у себя в комнате на диване, во всем домашнем, смотрю телевизор, тапки скинула, ну, понятно, и вдруг вижу мужские ноги. Они скользят вниз, и вдруг этот тип уже на балконе, потому что он, значит, спустился с верхнего этажа, с девятнадцатого, спустился вниз по веревке, зацепился кошкой и спустился, и я не успеваю вскочить с дивана, а он уже передо мной в комнате. Весь-весь в черном, а на руках черные перчатки… – Я сразу просекаю, из какого фильма черные перчатки, я его тоже смотрела. – И тут он, ну, ты понимаешь, ну, это…

– Что – ну это? – спросила Крисси, но Грета сказала: