Позитронный человек

— Я не был бы так спокоен, будь мне сейчас двадцать или сорок лет. Но мне не двадцать и не сорок. Человек устроен так — и это хорошо, мне кажется, — что, когда он достигает определенного возраста, для него теряет всякое значение то обстоятельство, что он должен скоро умереть. Он уже не стремится к цели, к познанию, он уже не растет. Хорошо это или плохо, но человек прожил свою жизнь, сделал все, что мог, для мира и для себя, время его истекло, и тело знает и приемлет это. Наступает жуткая усталость, Эндрю. Тебе не ясен смысл этого слова, верно, Эндрю? Я знаю, оно непонятно для тебя. Ты не можешь этого понять. Тебе никогда не приходилось уставать, и об усталости ты знаешь чисто теоретически. А у нас иначе. Мы упорно трудимся семьдесят, восемьдесят, а то и сто лет, и вдруг нам становится невмоготу, тогда мы садимся, потом ложимся и, наконец, закрываем глаза, чтобы никогда больше не открыть их. Когда приходит конец, мы знаем, что это конец,и не возражаем. Или нам все равно: я не очень уверен, что это одно и то же, но, может быть, так оно и есть... Не смотри на меня так, Эндрю.

— Смерть для человека — дело естественное, — сказал Эндрю. — Я это понимаю, Пол.

— Нет, не понимаешь. Ничего ты не понимаешь. Ты просто не способен понять такое. Про себя ты думаешь, что смерть — это прискорбная ошибка в нашей конструкции, и тебя удивляет, почему эту ошибку вовремя не обнаружили и не исправили, ведь это же несложно — заменить те части нашего организма, которые износились или вышли из строя, подобно тому как заменяли твои отработавшие части тела. Тебе его даже заменили целиком.

— Но теоретически и вас можно переместить в другое тело...

— Нет, невозможно. Даже теоретически. У нас нет позитронного мозга, а наш нетранспортабелен, так что мы не можем взять и попросить кого-нибудь вынуть нас из отработанного тела и перенести в новенькую, блестящую, прелестную оболочку. Тебе не дано понять, что люди неотвратимо достигают той точки, откуда им возврата уже нет. Ну да ладно. С чего бы вдруг ожидать, что ты поймешь то, что понять нельзя? Я скоро умру, вот и весь разговор. Но в одном хочу уверить тебя, Эндрю: уходя из этого мира, я позабочусь, чтобы ты был обеспечен финансово.

— Но я и так хорошо...

— Да. Знаю. Но иногда перемены совершаются быстро. Нам кажется, что мы живем в надежном мире, но и другие цивилизации так же ощущали себя, однако рано или поздно у них появлялись причины признать, что они заблуждались. Но как бы там ни было, Эндрю, я — последний из Чарни. Кроме тебя, у меня нет наследников. Существуют родственники по боковой линии со стороны сестры моей бабушки, но они не в счет. Я их не знаю, и мне дела нет до них. Я думаю о тебе. Мое личное состояние я переведу на твое имя, и в будущем — насколько это можно предвидеть — экономически ты будешь независим.

— В этом нет необходимости, Пол, — с трудом вымолвил Эндрю. Про себя он согласился с Полом, что не понимает смерти, не способен понять ее. За все эти годы он так и не смог привыкнуть к тому, что Чарни умирали.

— Давай не будем спорить, — сказал Пол. — Я не могу взять деньги с собой, и я не могу придумать, что бы еще я мог сделать с ними — только оставить тебе, так что решено. И я не хочу тратить немногое оставшееся мне время на бесконечные пререкания по этому поводу. Поговорим лучше еще о чем-нибудь... Над чем ты работаешь сейчас?

— Все еще над биологией.

— Какой раздел биологии?

— Обмен веществ.

— Ты имеешь в виду обмен веществ у роботов? Но разве он существует? Может быть, у андроидов? Или у человека?

— Все три вида, — ответил Эндрю. — Своего рода синтез. — Он помолчал немного, потом заговорил. Почему он должен что-то скрывать от Пола? — Я разрабатывал систему, благодаря которой андроиды, то есть я сам, — раз уж существует всего один действующий андроид, не так ли? — смогут получать энергию от окисления углеводов, а не от атомных батареек.

Пол долго, внимательно рассматривал его.

— Ты хочешь сказать, — вымолвил он наконец, — что собираешься наделить андроида способностью дышать и есть совершенно так же, как это делают люди?

— Да.

— Ты никогда прежде не говорил о подобных своих планах, Эндрю! Это что-то новенькое, а?

— Не совсем. По правде говоря, Пол, это послужило главной причиной, побудившей меня заняться биологией.

Пол кивнул с рассеянным видом. Казалось, он едва слышит Эндрю из своего далека и ему очень трудно вникать в смысл того, о чем говорил ему Эндрю.

— И многого ты достиг в этом деле? — помолчав немного, спросил он.

— Приближаюсь к этому, — ответил Эндрю. — Надо еще потрудиться, но, думаю, я сумею создать компактную камеру для Эндрю.

— Какой в этом смысл? Ты же понимаешь, что то, что ты изобретаешь сейчас, не будет эффективнее атомных батареек, которые используются твоим телом сейчас.