Младший из мужей принялся раздавать распоряжения своим домочадцам, а старший подошел посмотреть на ущерб, причиненный налетчиками. Оценил, осторожно покосился на Валуя с Медведем, вероятно, раздумывая, стоит ли предъявлять им претензии за разорение усадьбы, и благополучно передумал. Убедился, что огонь потушен, а ущерб не слишком велик, вздохнул, отошел к своим и уже оттуда принялся безрадостно оглядывать разгромленный двор и поваленный плетень, снесенный при штурме веси.
Медведь с Валуем, тревожно поглядывая на вход в землянку, где Мотька развернул свой походный госпиталь, о чем-то интенсивно переговаривались. Мишка, получивший короткую передышку, тоже невольно прислушивался к звукам, доносящимся из землянки.
Внезапно из землянки послышался какой-то шум, будто рушилось что-то тяжелое, и возмущенный вопль Мотьки, тут же оборванный на полуслове, возможно, оплеухой:
– Куда?!… Уй-й…
Его перекрыл грозный рык:
– Пшел вон! – и из двери буквально вывалилась огромная темная фигура в одних портах. Кроме них из одежды присутствовали только бинты, наскоро сделанные из домотканого полотна, на которых отчетливо проступало и на глазах увеличивалось кровавое пятно в правом боку чуть ниже рёбер. Буйный Мотькин пациент едва держался на ногах и упал бы, если бы его не подхватили с двух сторон подскочившие Валуй и Медведь.
Журавль (никаких сомнений, что это именно он, у Мишки и так не было, а тут ещё и хорошо заметные черные оспины на бледно-желтом перекошенном болью лице не давали ошибиться), хоть и повис на своих ближниках, но голос не умерил. Обернувшись к двери, он рявкнул кому-то внутри землянки:
– Дарька! Щенка придержи – борзый он больно… А то пришибу – кто вас лечить будет? Мне-то все равно теперь… – и обратился к Валую с Медведем: – Посадите меня…
Медведь уже стелил для боярина свой тулуп. Журавля бережно усадили возле стены и накинули ему на плечи поспешно вынесенную из дома шубу. Тут же хлопотал злой и красный Мотька, все-таки вырвавшийся из землянки и не желавший оставлять пациента на произвол судьбы. Журавлю эффектный выход, судя по всему, дался ценой немалых усилий, он откинулся назад и прикрыл глаза, набираясь сил. Мотька было сунулся к нему, но боярин расцепил веки и отмахнулся, устало процедив сквозь зубы:
– Слышь, малый, иди отсюда, остальным помогай, не трать на меня время. Дай с людьми поговорить.
Он поднял глаза на обступивших его воинов, нашел взглядом Медведя:
– Прости, что не поверил, Медведыч. Хана мне – сам видишь…
– Что ж ты так, командир? Ты уж прости – не успел… Моя вина…
В голосе Медведя Мишке послышались Роськины нотки, он взглянул на своего крестника и передернул плечами, прогоняя морок – почудится же…
– Успел ты, Медведыч, успел, – криво усмехнулся Журавль. – Если б ты с бубей пошел – хуже было бы… – он обвел взглядом поляну и тут встретился глазами с Мишкой.
– Это кто? Медведыч! Ты кого привел, твою мать?!
– Михайла Лисовин это. Боярич из Ратного, – Медведь не отвел взгляда от бешеных глаз Журавля, хотя заметно напрягся. – Выручили нас соседи. Данила тебе написал тут, да я передать не…
«Лешак» достал из-за пазухи свернутую трубочкой бересту и протянул своему боярину, но замолчал на полуслове и только что не отшатнулся от осязаемого удара ярости и отчаяния, которым полоснул Журавль шагнувшего к нему Мишку. Ратников – Ратников, а не Лисовин! – встретил этот удар и ответил таким же – и уже Валуй и стоящие рядом с ним воины чуть не шарахнулись в стороны. Кое-кто полез за пазуху, непроизвольно нащупывая обереги. Секунды длился этот невидимый, но ясно ощущаемый всеми присутствующими поединок. Журавль первый погасил взгляд. Хмуро усмехнулся и почти равнодушно процедил сквозь зубы:
– С-сука… И тут достали… – и выплюнул словно ругательство, – де-пу-тат…
Мишка дернул щекой и шагнул вперед.
– Ошибаешься, боярин: достал тебя твой человек. А я теперь твоя надежда.
– Надежда – мой компас земной, – криво усмехнулся Журавль.