– Здрав будь, Серафим Ипатьич. Проходи, присаживайся, – с Буреем Мишка не собирался разводить политесов: договариваться придется, а вот любви и дружбы ни он ратнинскому палачу обещать не намеревался, ни тот в них особо не нуждался.
– Княжий сотник, значит? – буркнул Бурей, усаживаясь на крякнувшую под его весом лавку. – Сам себе хозяин теперь?
– Это как посмотреть, – Мишка опять устроился за своим столом, оперся подбородком на левую руку, а правую опустил на колено. – Своей судьбе я хозяин. А ты?
– Думаешь, успеешь свою стрелялку выхватить, если я решу тебе башку свернуть? – презрительно скривился обозный старшина, воспринявший его движение как желание держать правую руку возле прислоненного к стене самострела.
– Успею, – сообщил ему Мишка. – Только ты не решишь.
– Уверен? – Бурей с искренним интересом уставился на него.
Мишка с удивлением отметил, что обозный старшина выбивался из привычного образа, прямо-таки вываливался из него. В самом начале Ратников то ли не заметил этой перемены, так как звероподобная внешность Бурея никуда не делась и деться не могла, то ли сам его гость не сразу сумел и захотел совладать со своими инстинктами, но сейчас за столом напротив молодого сотника сидел хоть и по-прежнему страхолюдный горбун, но ассоциации со зверем уже не возникали. В маленьких глазках появилось нечто, не позволявшее видеть в обозном старшине примитивную жертву атавизма, чья животная хитрость хищника густо замешана на инстинктах и жажде убийства. Перед Мишкой сидел умный, расчетливый и очень непростой мужик. Хотя симпатии он все равно не вызывал, тем не менее прежнего, хорошо знакомого Мишке монстра в нем опознать было трудно.