Познание необходимости. Детерминизм как принцип научного мировоззрения

Основываясь на идеях Пригожина, М. Эйген пришел к выводу, что первые этапы биологической самоорганизации — начало жизни — связаны с особым типом организации предбиологических систем: «Это не столько организация в физическом (т. е. геометрическом) пространстве, сколько функциональная упорядоченность в невероятном разнообразии химических соединений, возможно находящихся в гомогенной фазе». Эйген не склонен вслед за Пригожиным сводить процесс самоорганизации систем к термодинамическому взаимодействию: «Нам нужна организация в другом «пространстве», которое может быть названо «информационным пространством». Эта упорядоченность тоже будет основана на принципе Пригожина — Гленсдорфа [см.: 65. — В. О.], которому я придаю большое значение, но его использование потребует новых параметров и может вывести нас за пределы современной термодинамической теории» [216, с. 35].

Отождествляя детерминизм с однооднозначной причинностью, Эйген уделяет большое внимание доказательству того, что жизнь не могла возникнуть и эволюционировать, подчиняясь такой зависимости. Возможности эволюционной изменчивости несоизмеримо большие, чем их конкретное использование эволюционным процессом: «Молекула ДНК, в которой записана вся генетическая информация клетки кишечной бактерии, состоит из 4x10⁶ элементов. Последовательность такого числа букв соответствует книге объемом в 1500 мелко набранных страниц. Число альтернативных последовательностей составляет здесь примерно 10¹⁰⁰⁰⁰⁰» [217, с. 21].

И вот из этого невообразимого числа возможных вариантов эволюция использует лишь два–три.

Не принимая лапласовский детерминизм, Эйген отбрасывает и абсолютную случайность как основной фактор эволюции (выступая в связи с этим против КОН‑11, опции Ж- Моно). Однако, как уже было выяснено, проблема соотношения необходимого и случайного в развитии неразрешима без привлечения теории диалектического детерминизма. В связи с этим Эйген оказывается в затруднительном положении. С одной стороны, опираясь на работы Е. Вигнера, он утверждает, что вероятность «случайной сборки» живого из неживого исчезающе мала: «Никакое сложное состояние материи, которое мы теперь называем живым, не может возникнуть в результате случайной сборки» [216, с. 14]. С другой стороны, отрицая строгое детерминирование процесса возникновения живого, Эйген вынужден заявить прямо противоположное: «Эволюция должна начаться со случайных событий. «Вначале» — каков бы ни был точный смысл этого понятия, по–видимому, имелся молекулярный хаос, и в гигантском многообразии химических соединений не было никакой функциональной организации. Таким образом, самоорганизация материи, которую мы связываем с «возникновением жизни», должна была начаться со случайных событий» [216, с. 13].

Как видим, здесь немногое добавлено к древнегреческой философии, постулировавшей хаос в качестве исходного состояния мира. Такой подход трудно согласовать с выводом Эйгена: «…процесс возникновения жизни связан с проявлениями ряда свойств, причем все эти свойства поддаются однозначному физическому обоснованию. Предварительные условия для проявления этих свойств, по–видимому, выполнялись шаг за шагом, так что «возникновение жизни», как и эволюцию видов, нельзя представить в виде однократного акта творения» |216, с. 207]. Однако если каждый такой акт — случайность, то эволюция представляет собой цепь случайностей.

Справедливости ради следует отметить, что Эйген вплотную подошел к раскрытию случайности как формы проявления необходимости эволюционного процесса, попытался установить диалектическую связь между необходимостью эволюционного процесса в целом и случайностью структурной организации каждой отдельной популяции [см.: 216, с. 207].

Случайность в действительности не является чем–то самодовлеющим, а представляет собой отклонение в пределах заданной необходимостью меры. Однако Эй- ген не может полностью овладеть этой диалектикой необходимости и случайности в связи с представлением о случайности как о чем–то недетерминированном (беспричинном) [см.: 216, с. 75]. В результате ученый ограничивается указанием на случайность, не пытаясь определить сущность и источник случайного в эволюционном процессе. Убежденность в том, что «единичным процессам соответствуют стохастические законы, макроскопическим — детерминистская теория» [217, с. 49], вновь приводит к противопоставлению необходимости и случайности, зачеркивает их диалектическое единство.