Познание России: цивилизационный анализ

Надо сказать, что до революции о подобных явлениях, по крайней мере, писали. В советскую же эпоху, власти мудро оберегали обывателя от лишних и неудобных фактов. К примеру, мы не располагаем статистикой ритуального каннибализма в СССР (не путать с кулинарным в осажденном Ленинграде, Поволжье, в ходе голодомора на Украине. Об этом достаточно свидетельств, но то — явление другого порядка). Полагаем, что она закрыта. В конце перестройки с крахом цензуры стали появляться сообщения. В 1989–1990 гг. в прессе сообщалось о мужчине-людоеде, который практиковал с сожительницей где-то под Казанью. Все это происходило на фоне алкоголизма (мощный фактор архаизации). Герой отсидел большой срок. Он убивал женщин, предварительно насилуя, что явно указывает на ритуальный характер убийства. Убитые разделывались, частично мясо продавалось знакомым. В списке жертв — одиннадцатилетняя девочка. В этой истории запомнился характерный эпизод. В какой-то момент герой расстался со своей сожительницей и нашел себе другую женщину, которая также стала его сообщницей. Затем их отношения испортились, новая дама сердца стала угрожать разоблачением. Герой изнасиловал ее, убил и съел. После этого к нему вернулась прежняя дама сердца211.

Сегодня о «расчлененках» и убийствах сообщает бульварная пресса. Однако здесь требуется не бульварная сенсационность, а работа историка и этнолога. Необходима интерпретация преступных эксцессов как регрессивных аномалий, т. е. актуализаций архаических инстинктов и моделей поведения в особой (преступной, хронически алкоголизованной, психически ущербной, деградировавшей) среде. И тогда обнаружится, что на периферии общества в маргинальном слое ритуальное убийство бытует. Периодически эти факты всплывают и становятся судебными эпизодами. Подчеркнем, до суда доходят отдельные эпизоды. Маргинальная среда сторонится закона и бежит от внимания правоприменяющих инстанций. Статистики мы не имеем, но полагаем, что она значительно мощнее, чем в Голландии, но ниже, чем в Анголе или Камеруне.

Кстати, не следует думать, что традиция «Аллилуевой жены милосердной» оборвалась где-нибудь в начале (середине) I в. и стала достоянием истории. Летом 1999 г. в телепередачах промелькнул сюжет о Казанской спецбольнице, знаменитой в прошлом «вечной койке» для преступников, признанных невменяемыми. В этом сюжете фигурировала больная, убившая свою внучку. Грузная пожилая женщина с глубоким чувством говорила в объектив о том, что она принесла девочку в жертву за всех нас, за всех христиан… Скорее всего, эта женщина не слышала ничего об Аллилуевой жене. Духовные стихи лишь оформили потребность в паллиации, то есть в христиано-языческом ритуале. Несомненно, эта практика сужается и все более маргинализуется, но она жива. Сегодня подобные рецидивы языческого сознания осмысливаются как социально опасные психические аномалии.

Говоря о маргинальной практике, можно указать на феноменологию, бытующую в традиционной преступной среде, где убийство часто сопровождалось действиями чисто ритуального характера, свидетельствующими об именно таком понимании самого акта. Например, практика «запечатывания» трупа убитого212. Оговоримся, речь идет о доброй, старой традиционной преступности, в недрах которой рядом с модернизирующимся обществом мирно доживали приметы глубочайшей архаики213. Практика современных заказных убийств демонстрирует полный разрыв с традицией этого рода. Сегодняшние киллеры действуют совершенно рационально, исходя из задачи максимизировать эффективность при минимизации риска разоблачения. Отсюда и привлекаемые технологии — работа в группе, проработка путей отхода с места преступления, винтовки с оптическим прицелом, организация бизнеса так, что между заказчиком и прямым исполнителем стоит цепочка лиц, блокирующая возможности расследования, и многое другое. Все это — реалии расколдованного мира. Традиционная преступность была совсем иной. Ритуальные надругательства над трупом облегчали расследование и в рациональном смысле были непостижимы. А сама приверженность к этим действиям свидетельствовала о власти архаических культурных смыслов и положенностей. И все это имеет самое прямое отношение к нашей теме214.

Так перед нами встает проблема соотношения компонент христиано-языческого синкрезиса. Этой проблематике посвящено исследование Е. Ивахненко215. Из данной работы выстраивается концепция, которую автор не формулирует в общем виде. Она представляется чрезвычайно важной и соответствует широчайшей фактологии. Концепция следующая: в истории неимманентно развивающегося народа можно выделить два потока развития. Одновременно происходит разворачивание имманентного процесса и разворачивание процесса, заданного внешним контекстом. Результат представляет собой как бы суперпозицию, наложение описанных процессов. Они сложным образом взаимодействуют, но при этом разворачиваются относительно автономно.