Познание смыслов. Избранные беседы

Совершенно верно. «Да, я проигрываю, я, конечно, не могу не стареть. Я старею. Я не могу взлететь. Я обречён по закону тяготения. Но это применяется ко мне, и я являюсь достойным объектом, на который это воздействует, потому что армия реальности меня преследует. Разные физические, моральные, психические и прочие фундаментальные законы не дают мне спуску. И я их отталкиваю. Даже становясь преступником, я борюсь с этой реальностью, кидаю ей вызов, и в этом смысле я переступаю какие-то законы, какую-то черту».

Можно же сказать, что первые воздухоплаватели, братья Райт, были «преступниками», потому что они нарушили закон тяготения, переступили его.

Я бы сказал – чуть ли не богоотступники.

Они бросили вызов этому закону и переступили его, и тем самым они «технически» преступники. Но происходит странная вещь: исчезает противостояние. В какой-то момент оказывается, что внешнее, которое давит, – есть, а вот то внутреннее, которое сопротивлялось, на которое это внешнее давило, – его больше нет. Нет больше того субъекта, нет больше той точки, на которую со всех сторон шли эти стрелки давления, – человек исчез.

То есть нет условного Леонардо да Винчи, который противостоял силам природы, в каком-то смысле, пытался открыть новые механизмы, – это вы имеете в виду?

Нет больше человека, который ощущает себя чем-то отдельным и самостоятельным от общества. Существует огромное количество сделанных под копирку людей, которые не то что себя ощущают, – а для них нет вопроса «ощущать, не ощущать». Это их данность, как у кроликов, которая не обсуждаема: не обсуждаемо, что мы являемся винтиками общества, мы являемся частью общества.

Конечно, Аристотель говорил, что «человек – это животное общественное», конечно, Ленин говорил, что «нельзя жить в обществе и быть свободным от него». Но они, по-моему, не то имели в виду, когда это всё говорили. Современный человек, когда говорит о себе как о достойном члене общества, он просто предполагает, что его бытие, его личное бытие является функцией от социума, что он просто встроен в социум. Клетка же не может существовать сама по себе вне организма: если выделить эту микроскопическую клетку, то она просто умрёт, потому что она вписана в ткань, является структурным элементом ткани, а ткань организована в более сложный высокий порядок. Поэтому клетка не может мыслить о себе, как о чём-то, играющем собственную роль, «оппонирующем» организму, и так далее. Если она так думает, то это уже раковая опухоль, и её хирургически удаляют. Поэтому человек – как отдельный игрок, который противостоит обществу как некий антропологический полюс. Общество же – это не антропология. Социальная антропология появляется только сейчас, в результате того, что общество всё заполонило. А вообще антропология – это изучение человека, который, как вы помните, на рисунках того же да Винчи, – это макрокосм, человек стоит как пятиконечная звезда, и он является моделью всей реальности. Но такой человек исчез.

Кризис реальности – это исчезновение человека и поглощение его социумом.

Человек перестал быть самостоятельным. То есть если человек ещё несколько веков назад мог самодостаточно существовать, обрабатывать землю, охотиться, питаться, то теперь мы настолько все дифференцированы, что работник по установке пластиковых окон может делать только это – и ничего другого…

Это внешняя часть, потому что, теоретически говоря, можно поставить этого офисного работника в условия Робинзона, когда он будет вынужден, чтобы не сдохнуть, сеять какой-то хлеб или рубить какие-то дрова. Но дело не в этом, дело в том, что его внутреннее самоощущение является просто чистым забвением того, что он есть отдельное существо, что он есть монада, микрокосм, что внутри него есть некий центр свидетельствования всего Бытия, «не-Я» вокруг, что есть он и есть великое небо над ним или природа, противостоящая ему, – вот это исчезло, потому что он находится внутри социума, как во сне. Общество стало для него сном, который стал явью, в нём нет зазора между «Я» и «не-Я», и это «не-Я» приобрело характер: оно, как лента Мёбиуса, переливается внутрь него самого, внутри него то же, что снаружи, у него нет зазора. Он стал абсолютно «пластиковым», как те окна, которые он делает в этом офисе.