Познать себя в бою

На первого сбитого бомбардировщика, упавшего вблизи линии фронта, штаб получил подтверждение стрелковой части. Его засчитали мне. Второй, сбитый в глубине вражеской обороны, и третий, подбитый, который наверняка упал позже, пошли в пользу общей победы. Старчиков в этом бою также сбил «юнкерса» из первой девятки. Мы выполнили боевую задачу – не дали бомбить наши войска.

После 10 мая наступление на фронте прекратилось В воздухе наступило относительное спокойствие. Обстановка позволяла подвести итоги последних боев. С докладом о действиях летчиков выступил командир полка. Итоги он в основном подводил по цифровым показателям; сколько вылетов, часы боевого налета, количество боев, сбитых самолетов. Понятно, что летчики слушали эти данные без особого интереса. А ведь в этих боях впервые мы применили много новинок. Да и противник перешел к другой тактике. Смелее стал использовать высоту, маневр. Сбивать «мессершмитты» стало труднее.

Все ждали выступления Михаила Акимовича Погребного. Этот политработник умел видеть главное. Он всегда беседовал с нами после боевых вылетов. Замполит хорошо знал динамику проведенных боев и действий каждого летчика в них. Летчики и техники полка были откровенны с Погребным, очень уважали его за внимательное и доброе отношение, за умение снять угнетенное настроение при неудачах, вызвать глубокие патриотические чувства.

Вот и сейчас он сумел приковать к себе внимание. Кратко напомнив успехи полка и лично летчиков в боях за Крымскую, Погребной среди лучших назвал Вадима Фадеева. Сказал – и замолк, как бы обдумывая или давая нам вспомнить этого летчика. Все притихли и ждали, что он скажет о Вадиме. Волнуясь, иногда умолкая, он поведал нам об этом замечательном человеке и отличном воздушном бойце, о его гибели.

Слушая Погребного, я думал о Вадиме. Никто не знал его так хорошо, как я. Нас связывала личная и боевая дружба. Природа щедро наделила Фадеева редкими физическими и духовными качествами. Неиссякаемая энергия и оптимизм, искреннее чувство товарищества вызывали у всех восхищение. В трудное для меня время Вадим всегда старался поддержать словом и делом. Гибель Вадима была для меня самой тяжелой потерей с начала войны. Не умаляя его достоинств, я много думал об истинных причинах, которые привели его к гибели.

Натура волжского богатыря, уверенного в своих незаурядных способностях, нередко проявлялась в пренебрежении к опасностям в бою, в переоценке своих возможностей. Я был старше Вадима, имел больший жизненный и боевой опыт. Старался как друг подсказать и поправить его, особенно в вопросах тактики действий. В последнем боевом вылете он как командир эскадрильи проявил самоуверенность, по-видимому, решил действовать самостоятельно. В этом была его роковая ошибка.

М. Погребной остановился на вопросах формирования высоких морально-боевых качеств у летчиков, подчеркнул необходимость совершенствования тактической выучки.

Закончив выступление, М. А. Погребной обратился к летчикам:

– Кто хочет высказаться?

– Разрешите? – попросил я.

Остановился на том, что основной причиной гибели наших летчиков является патрулирование малыми группами, четверками, в лучшем случае шестерками. Встретив крупные группы вражеских бомбардировщиков под сильным прикрытием «мессершмиттов», наши летчики, чтобы сорвать бомбометание, самоотверженно бросаются на численно превосходящего противника и порой гибнут в неравных боях. Так были сбиты Науменко, Коваль, Сутырин и некоторые другие. Высказал предложение посылать в ожидаемое время налета патрули из двух-трех шестерок, а лучше – восьмерок.

– Надо считаться с количественным составом полка, – заметил Н. Заев.

– Можно увеличить количество боевых вылетов на каждого летчика, – сказал я, оглядев товарищей. – Летный состав на это согласен.

В эти дни затишья вызвали в штаб воздушной армии летчиков, наиболее отличившихся в боях. Штаб располагался в пригороде Краснодара, в станице Пашковской. Вылетели туда на самолетах. Садились на незнакомой площадке ограниченных размеров. Здесь базировалась лишь эскадрилья связи. На посадке нога шасси моего У-2 попала в глубокую колею от автомашины и сломалась. К самолету подошел командир эскадрильи лейтенант Олиференко. Видя, что я расстроен, он успокоил:

– Не беспокойтесь, товарищ капитан. Доставим сюда запасные части. У нас этих тихоходов хватает. Отремонтируем быстро.

Мы разговорились. Олиференко высказал свое неудовлетворение назначением его командиром подразделения связи. Он стремился стать истребителем. Заметно смущаясь, попросил меня:

– Товарищ капитан, поговорите с командующим армией о переводе в ваш полк.

– Вы же не летаете на истребителе, а только на У-2.

– До войны был инструктором в аэроклубе. Истребитель освою быстро. Поверьте, не подведу, товарищ капитан!

– Но мы можем взять вас в полк только на должность рядового летчика, а вы сейчас командир отдельной эскадрильи. Кроме того, летчикам-истребителям часто достается в боях, – пытался разубедить Олиференко, понимая всю сложность переучивания летчика на боевой самолет во фронтовых условиях.