Сам же Малфой в эти месяцы был просто идеальным мужем. Он словно без слов чувствовал Гермиону, словно бы знал каждое движение души и окружил такой заботой, что это порой удивляло и саму будущую мамочку. Нет, его опека не была навязчивой: когда Гермионе вдруг хотелось побыть одной, Люциус незаметно исчезал, отговариваясь делами. Но почему-то всегда появлялся именно в те минуты, когда она начинала тосковать по нему. А еще он очень любил обнимать ее растущий живот. Гермиона знала, что Малфой чувствует ребенка, даже общается с ним, когда лежит вот так вот, позади нее, и обхватывает все больше и больше округляющееся тело обеими руками. Казалось, Люциус поглощен этим общением. Любопытной Гермионе было интересно, вел ли он себя так же, когда Нарцисса носила Драко, но спрашивать стеснялась.
В один такой вечер, когда они уже лежали в постели, Гермиона поинтересовалась у Малфоя:
— Ты уже знаешь, кто там?
На что тот взглянул на нее с ласковой усмешкой.
— Ну… думаю, что это точно не гиппогриф.
Рассмеявшись, Гермиона легонько хлопнула его по предплечью.
— Эй! Ты прекрасно понял, что я имею в виду! Кто там… мальчик или девочка?
— Не знаю, милая. Правда, не знаю. Я никогда не интересовался этим. Мог бы, конечно, но нет… А тебе это так интересно, да?
— Ну… не сказать, чтоб очень… А тебе вообще неинтересно?
Задумавшись, Малфой молчал.
— Пожалуй, нет… — с сомнением произнес он через несколько минут и продолжил уже уверенней: — Нет. Хочу, чтобы это стало сюрпризом.
— Хорошо. Как скажешь, — послушно согласилась Гермиона, зная, что какого бы пола не родился их малыш, он все равно будет одним из самых обожаемых детей в мире.
Рожала она в поместье. И изначально Люциус Малфой никак не собирался присутствовать при этом знаменательном событии. Но как только роды действительно начались, отойти от жены так и не смог. Тем более что взволнованная Гермиона испуганно цеплялась за его руки, будто Люциус мог спасти ее от всех неожиданностей, что могли произойти.
Роды были долгими, и боль, которую ей пришлось испытать, казалась Гермионе ужасной. Понятно, что целитель использовал какие-то заклинания для уменьшения спазмов и общего дискомфорта, но в целом этикой волшебного мира не приветствовалось полное избавление от болевых ощущений. Это была старинная традиция, уходящая в века. Считалось, что агония, которую испытывает мать, улучшит магический потенциал приходящего в этот мир младенца. Уже потом, когда все закончилось, Люциус решил не напоминать Гермионе, как измученная схватками, она кричала на весь дом: «Сейчас же отвези меня в магловскую больницу! Хочу, чтобы мне срочно сделали эпидуральную анестезию!»
Родившегося ребенка акушерка почти сразу же передала Малфою. Люциус показал хорошенькую и славную девочку измотанной родами матери, устало рухнувшей на кровать, и отошел с ней к окну. Прошло почти полчаса, а он все стоял и стоял, повернувшись ко всем спиной. И никто не видел, что происходит между отцом и дочерью в эти самые первые минуты их встречи.
Они назвали дочку Авророй, что означало «новый рассвет», и чем-то напоминало о северном сиянии, танцующем в небе на краю земли. Волшебники знали, что в этом имени звучит магия. И что оно, как никакое другое, подходит для девочки, родившейся в семье магов. Первой его предложила Гермиона, которая уже после того, как дочку назвали, узнала, что именно это имя носила и мама Люциуса.
Аврора росла точно так же, как и все остальные младенцы. Так же плакала по ночам, температурила из-за режущихся зубов, пачкала подгузники — все, как у всех. И Гермиона приняла свое материнство естественно и спокойно, тем более что рядом всегда был Люциус. Предупредительный и внимательный, он оказался замечательным отцом. Часто давал Гермионе отдохнуть, забирая дочку на долгие прогулки или просто играя с ней дома. И, похоже, Люциусу было вовсе не в тягость общаться с несмышленым младенцем, с крошечной девочкой, что неожиданно стала его самой большой любовью.
Время незаметно пролетело, и вот Аврора Малфой подросла.
Сразу после ее рождения около двух лет Гермиона не работала, занимаясь только ребенком, но потом вернулась в министерство. Поначалу на укороченный рабочий день, а вскоре и полноценно. Особенно, когда поняла, что Люциус готов отказаться от каких-то своих дел лишь для того, чтобы быть рядом с дочкой. А когда он все же оказывался занятым, преданная Тибби с радостью принимала эстафету и заботилась о девочке.
Отношения с друзьями за эти годы наладились у Гермионы окончательно. Теперь Гарри с Джинни даже приезжали в поместье, а в последний годы все чаще и чаще, да и Люциус стал гораздо реже уходить в свой кабинет на время их визита. Да, теперь он предпочитал оставаться с гостями и, чему Гермиона особенно удивлялась, достаточно мирно общался с Гарри. Она видела, что обоим им интересно нормальное, почти приятельское общение, но гордость не позволяла ни тому, ни другому признаться в этом вслух.