Познер о «Познере»

Е. ГАЙДАР: Меня пригласили работать в российское правительство после того, как цены на нефть упали в четыре раза, и Советскому Союзу перестали давать коммерческие кредиты. Тогда Советский Союз начал просить гуманитарную помощь, которую обычно предоставляют беднейшим государствам. Тогда валютные резервы Советского Союза составляли 26 миллионов долларов (сейчас они — 383 миллиарда долларов). Тогда самым распространенным словом на заседаниях правительства, посвященных ситуации в Советском Союзе, было слово «катастрофа». Тогда на заседаниях правительства основным был вопрос о том, как избежать голода в стране. Все это я вполне могу документировать, я написал книгу, которая называется «Гибель империи» — там есть эти документы. Собственно, из вышеперечисленного понятно, почему меня и моих тридцатилетних коллег пригласили работать в российское правительство. А там ведь работали шестидесятилетние люди, опытные хозяйственники, которые всю жизнь шли к власти, боролись за нее, и вдруг они отошли в сторону и сказали: «Делайте, что знаете». Так что в этой кризисной ситуации мы решали две важнейшие задачи — хотели предотвратить голод, который был абсолютной реальностью, и гражданскую войну. С обеими задачами мы справились.

В. ПОЗНЕР: Марина Борисовна Шмойлова спрашивает: «По прошествии двадцати с лишним лет вы уверены, что реформировать советскую экономику нужно было именно так, как это сделали вы? Разве нельзя было учитывать менталитет людей, 75 лет живших при коммунистической власти? Или вы о них вообще не думали?»

Е. ГАЙДАР: Конечно, можно было реформировать советскую экономику иначе. Просто для этого следовало раньше начинать. Реформировать иначе экономику, когда она уже развалилась, когда шло крутое падение добычи нефти, когда исчерпались золотовалютные резервы, было поздно. Мы тогда получили бы гораздо более серьезную катастрофу — уровня 1917–1918 годов.

Е. ГАЙДАР: Население было и готово, и не готово. На самом деле все опросы ВЦИОМ того времени показывают, что катастрофические настроения были распространены среди населения Советского Союза. На вопрос: «Чего вы ждете?» половина опрашиваемых отвечала: голода, отсутствия тепла, гражданской войны (социальных беспорядков). К этому всему люди были готовы. Они были готовы и к приватизации, и хотели приватизации в большинстве своем. Они понимали, что это неизбежно, но не хотели свободных цен. По сути это означало, что мы шли к голоду и холоду, но свободных цен не хотели. В той же ситуации в 1917–1918 годах оказались большевики и временное правительство. Они понимали, что голод — это страшная угроза, и самый главный вопрос — как его избежать. Но они знали, что подавляющая часть населения не хочет свободных цен, по крайней мере, не хотела до середины 1918 года. Ленин пытался решить вопрос о зерне походом в деревню за хлебом с пулеметами, как он говорил, что и привело в конце концов к гражданской войне. Именно потому мы и отпустили цены.

В. ПОЗНЕР: Илья Сергеевич Кураев: «Как вы сами оцениваете результат преобразований, которые вы сделали в 1992 году? Все ли вас устраивает? Или все-таки в чем-то вы ошиблись?»

Е. ГАЙДАР: Меня, конечно, масса всего не устраивает в плане того, как это было сделано. Но я не был царем всея Руси. Я некоторое время работал в правительстве в качестве министра финансов, некоторое время исполнял обязанности премьера, некоторое время был министром экономики. Надо мной был президент, рядом со мной — коллеги по правительству, парламент, у меня была реальная жизнь. В этой ситуации не все удалось сделать так, как хотелось бы, но главные задачи, о которых я говорил, мы решили.

В. ПОЗНЕР: Как вы думаете, почему население страны помнит только двух человек — вас и Анатолия Борисовича Чубайса — как тех, кто провел эти ужасные, с их точки зрения, реформы? Вот есть Гайдар и есть Чубайс. Как вы это объясняете психологически?

Е. ГАЙДАР: Наверное, мы брали на себя довольно много ответственности.

В. ПОЗНЕР: Я хочу привести высказывания двух весьма уважаемых вами американских экономистов. Один из них — профессор Колумбийского университета и лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц — сказал по поводу того времени следующее: «Величайший парадокс в том, что их взгляды на экономику были настолько идеологически искаженными, что они не сумели решить даже более узкую задачу — увеличение темпов экономического роста. Вместо этого они добились чистейшего экономического спада. Никакое переписывание истории этого не изменит».

Е. ГАЙДАР: Чистая правда. Действительно, был экономический спад. Он, правда, начался до того, как мы пришли работать в правительство. В чем проблема таких замечательных ученых, как Стиглиц? Почему они пишут столь наивные вещи о происходящем на постсоветском пространстве? Они всю жизнь прожили в стабильных, как у нас говорят специалисты, институциализированных обществах.