Познер о «Познере»

В. ПОЗНЕР: Есть целый ряд вопросов, связанных с неприятной темой, но я должен их тебе задать. Причем озвучу тот, который сформулирован наиболее грубо. Пишет Иосиф Чечельницкий: «Как вы оцениваете события в Союзе кинематографистов России? Неужели ваш брат Никита Михалков действительно считает, что имеет право на пожизненную приватизацию Союза? Это позорище на весь мир». Тут две части: во-первых, как ты относишься к тому, что происходит в Союзе, и, во-вторых, что думаешь по поводу брата? О последнем можешь говорить, можешь не говорить.

А. КОНЧАЛОВСКИЙ: Ну, почему? Мы все-таки взрослые люди, потерявшие много волос, а то, что осталось — седое. Нас с братом, кстати, очень часто сравнивают и все время противопоставляют — это от того, что мы единоутробные. Я говорю: почему не сравниваете с Бертолуччи, с которым я дружу уже тридцать лет? Ну, вот так случилось. Что касается Союза. Поскольку я давно не принимаю никакого участия в его делах.

В. ПОЗНЕР: Ты являешься его членом?

А. КОНЧАЛОВСКИЙ: Наверное. Не знаю точно. Когда-то в восьмидесятые годы меня просили быть секретарем и генеральным. Тогда ко мне в Париж приезжали Панфилов и Андрей Смирнов. Я отказался сразу же. Во-первых, потому что я достаточно эгоистичный человек, и мне моя свобода дороже. Ведь такую вещь, как Союз, нужно пестовать, действительно отдавать ему свои силы. Во-вторых, меня интересует только мое творчество. Я поэтому даже не беру студентов. Что же касается происходящего в Союзе — по-моему, все это выглядит печально. Приблизительно так же, а возможно и хуже, дела обстояли в Союзе писателей, который раздробился на несколько союзов. Связано это, я думаю, с тем, что появилась определенная форма независимости от государства. При советской власти двух Союзов кинематографистов быть не могло. Союз был местом, где собирались люди — все равные — даже Герасимов и Бондарчук, оба члены ЦК, встречались в одном буфете. Они говорили: «Вот это мы, а там где-то наверху…» Сейчас того верха нет. Есть несколько режиссеров, которые, может быть, как Никита, пользуются большим уважением власти и чувствуют себя удобней, чем другие. Он, полагаю, работает для этого достаточно много и старается соответствовать какой-то идеологии, в которую очень верит. Однако монополизировать Союз было бы очень опасно. Хотя, возможно, это уже произошло, потому что в Союзе нет настоящего единства. Говоря про единство, я имею в виду не борьбу, не террариум единомышленников, а то, что было раньше, всех объединяло — отсутствие прав. Теперь появились режиссеры с какими-то правами, и режиссеры, не имеющие никаких прав, а главное — не имеющие финансов. Я думаю, что там все связано с финансами в определенной степени.

В. ПОЗНЕР: Александр Иосифович Малкиель: «Как, на ваш взгляд, продуктивно бороться с растущей в России ксенофобией? Перспективно ли это в обозримом будущем? Что вы делаете в этом направлении?»

А. КОНЧАЛОВСКИЙ: Я думаю, бороться должно государство, оно для этого и существует. Бердяев замечательно сказал о том, что государство строилось не для того, чтобы привести людей в рай, а для того, чтобы удержать их от падения в ад. Собственно, государство — и есть то, что должно заставлять людей быть людьми. И если не существует правильных и серьезных законов, касающихся, в частности, ксенофобии или других форм зверского проявления — ну, я не знаю, в частности, порнографии или педофилии, то это вопросы прежде всего к государству, ему следует ужесточать законы.

В. ПОЗНЕР: Однако человек спрашивает о растущей ксенофобии. Ведь государство есть, и законы соответствующие есть, они написаны. Но, кажется, в России ксенофобские настроения имеют тенденцию к росту. Или ты этого не чувствуешь?

А. КОНЧАЛОВСКИЙ: Наверное, существует определенная ксенофобия, и она может даже и расти в связи с тем, что люди пытаются найти виноватого в разных вещах. Но мы, хотим этого или нет, окружены абсолютно разными культурами: с востока и с юга — мусульманскими, с севера — достаточно враждебно настроенными к нам. Вообще, соседи всегда враждебны. У нас с сербами нет общей границы, поэтому они нас любят. Как только есть общая граница, то есть и общий конфликт — это коммунальная квартира, мир вообще — коммунальная квартира. А в коммунальной квартире, как ты знаешь, обычно кто-то кому-то подсыпает гвозди в суп или плюет туда — много есть возможностей у соседей. И поскольку вокруг нас такое количество неправославных конфессий, то, естественно, мы должны попытаться быть более терпимыми. Но терпимость — не лучшее наше качество, я бы сказал. Русский человек вообще нетерпим, я считаю.

В. ПОЗНЕР: Наталья Юрьевна Тимофеенко: «Есть мнение, что в период кризиса надо отвлекать, развлекая. Вы будете развлекать? Например, своими произведениями?»

А. КОНЧАЛОВСКИЙ: Нет.

В. ПОЗНЕР: Но вообще ты согласен с тем, что это правильно? Во время кризиса в Америке, в период Великой депрессии многие фильмы преследовали цель сказать: «Ребята, все равно все будет хорошо. Добро победит зло, а мистер Дидз едет в Вашингтон, и все такое.»